Ким филби - биография, информация, личная жизнь. Ким филби, самый известный шпион, умер от алкоголизма, разочаровавшись в ссср Награды двух разведок
Ким Филби - личность известная. Очень известная. Шутка ли, советский агент-нелегал, который работал в самом сердце английской разведки около тридцати лет, а когда оказался на грани провала, просто ушел в Советский Союз. Ушел, конечно, очень «не просто», но главное - результат. А результат оказался стопроцентным. В СССР Филби считают одним из величайших разведчиков эпохи. В Великобритании - одним из величайших предателей, нанесшим огромный урон интересам британской короны. Но, несмотря на такую известность, история его жизни, как и подобает истории жизни разведчика такого масштаба, до сих пор окутана легкой дымкой недосказанности и порождает больше вопросов, чем дает ответов.
Мальчик из хорошей семьи
Вообще-то англичанин Гарольд Адриан Рассел Филби родился в Индии. Обыденное дело для Британской империи. Шел 1912 год. Семья была, что называется, из элиты. «Голубая кровь». Его отец, Гарри Сент-Джон Бриджер Филби, был британским чиновником при правительственном кабинете местного раджи, то есть работал, по сути, в британской колониальной администрации. Еще он занимался востоковедением и был очень известным арабистом. Мало того, Ким (это прозвище будущему советскому разведчику дали в детстве в честь героя наиболее популярного романа Киплинга) - достойный продолжатель старинного английского рода. Его дед по линии отца владел кофейной плантацией на Цейлоне. А женой этого деда, стало быть, бабушкой Филби, была Квинти Дункан. Вот эта самая бабушка происходила из семьи потомственных военных. Как сказали бы сейчас - династии. И одним из представителей этой династии является не кто иной, как фельдмаршал Монтгомери.
По дороге высшего общества
Что мы видим далее в биографиях Кима Филби? Далее мы видим обычный путь отпрыска старинного рода. Воспитывали его не в Индии. В Англии. Занималась этим делом как раз бабушка. Видимо, воспитывала хорошо - паренек окончил Вестминстерскую школу с отличием. Ну и в 1929 году, как и подобает будущему представителю английской элиты, начал обучение в Тринити-колледже Кембриджского университета. А вот потом начинается нечто невообразимое.
Социалист? Не может быть!
А дальше биографы Кима Филби сообщают нам, что тот уже в Кембридже был социалистом. Да, юноша из хорошей семьи. Старинный английский род и всё такое. Социалист. Мало того, через четыре года он оказывается в Австрии, где принимает деятельное участие в работе… Международной организации помощи борцам революции. Это, чтобы вы лучше понимали, не просто организация сочувствующих бездельников. Нет. Это коммунистический аналог Красного Креста. И создан он был по решению Коминтерна.
«Откуда у парня испанская грусть»
Кстати, да. Откуда? Откуда весь этот крутой революционный коммунистический замес, в конце концов приведший Филби в Испанию времен гражданской войны, а потом и в Советский Союз? Читаем еще раз его биографию и обнаруживаем, что один из тех, кто писал о Гарольде Адриане Расселе Филби, сообщает прелюбопытнейшие известия. Оказывается, папа Филби, тот, который Гарри Сент-Джон Бриджер, был не просто чиновником колониальной администрации. Он был советником Уинстона Черчилля, он был министром внутренних дел в Месопотамии, он был советником и, как пишут, могущественным советником короля Ибн Сауда. Он принял мусульманство с именем Хадж Абдаллах, он взял второй женой саудовскую девушку-рабыню, он был английским шпионом, и он при этом… с огромным презрением относился к своему классу, считал британскую бюрократию бестолковой и не принимал официальную политику Британии на Ближнем Востоке. Вот, дескать, отсюда у Филби-младшего нелюбовь к британскому правящему классу и социалистические настроения. Но, оказывается, это вовсе и не удивительно, потому что у большинства английских интеллектуалов того времени неприятие британского истеблишмента просто зашкаливало. Быть коммунистом было почетно, а Маркс был иконой. Вот так.
Большие разночтения вызывает вопрос о том, когда, собственно, Филби стал работать на советскую разведку. Все, однако, сходятся в том, что привлек Кима к работе на разведку СССР советский разведчик-нелегал Арнольд Дейч.
Только вот где и, самое главное, когда? Кто-то считает, что это случилось, когда Филби был спецкором «Таймс» в Испании, во время тамошней гражданской войны. Кто-то говорит, что он стал работать на советскую разведку еще в Англии в 1934 году. Третьи также говорят об испанском периоде Филби, но настаивают на том, что работал он тогда не на советскую разведку в чистом виде, а на разведку Коминтерна. Хотя, в принципе, это в немалой степени одно и то же, да к тому же еще большой вопрос, что это такое - «разведка Коминтерна»? Интересно, что некоторые авторы приводят мнение, которое якобы принадлежит британским правительственным кругам. Вроде бы там считают, что Ким стал работать на разведку СССР уже в ходе Второй мировой войны. Причем имеется в виду, скорее, не Вторая мировая, а именно наша Великая Отечественная, то есть период с 1941 года. Но это и понятно: британцам, возможно, просто не хочется признавать, что они взяли советского разведчика на работу в знаменитую МИ-6 (SIS). А так вроде получается по их версии, что сначала он стал британским разведчиком, а потом уже был завербован Советами.
Награды двух разведок
Что самое занимательное в истории Кима Филби, так это, что в МИ-6, куда он попал в 1940 году благодаря еще Гаю Бёрджессу, также работавшему на СССР, его сделали главой отдела контрразведки. То есть он фактически беспрепятственно мог иметь контакты с людьми, подозревавшимися в качестве советских шпионов. Это на самом деле было замечательное прикрытие. А еще более замечательным оно стало в 1944 году, когда Филби поставили руководить отделом, который занимался противодействием советской и коммунистической деятельности в Британии. Ким вообще считался восходящей звездой британской разведки. Был одним из ее руководителей, при этом не за страх, а за совесть работая на Советский Союз. В результате Филби был награжден правительством Британии и советским правительством. Причем советские награды были очень весомыми: ордена Ленина, Красного Знамени и Отечественной войны I степени.
Самые весомые достижения
Достижений у советского разведчика Кима Филби хоть отбавляй. Ведь он выполнял очень серьезные и щепетильные задания МИ-6, а значит, имел прекрасную возможность передавать важные сведения для Советского Союза. По некоторым данным, Филби только за время ВОВ передал для Москвы более девятисот документов.
Но, по словам его четвертой (и последней) супруги Руфины Пуховой, на которой он женился, когда окончательно перебрался в СССР, своей главной заслугой он сам считал информацию, которую передал в центр перед знаменитой битвой на Курской дуге, от исхода которой во многом зависел собственно и исход самой войны.
Ким не только сообщил, что немцы будут делать ставку на свои тяжелые танки, но точно указал на деревню Прохоровку как место основного удара. Этим сведениям поверили, провели необходимую подготовку и… результат известен. Но сама Руфина Пухова акцентировала внимание на еще одной крайне важной информации, переданной Филби в Москву.
Это информация о том, что Черчилль будто бы давил на Трумэна, чтобы заставить того… сбросить ядерную бомбу на Москву.
Возможно, имеется в виду операция «Немыслимое», которую в оборонительном и наступательном варианте разрабатывали по заданию Черчилля уже в 1945 году.
Правда, о ставке на атомную бомбу в этой операции говорят редко. Подавляющее большинство экспертов сходятся во мнении, что это была операция, в которой предполагалось использовать обычное вооружение. И она была отклонена военными, которые посчитали, что быстрой победы над СССР объединенные британо-американские силы не добьются, и это приведет к тотальной войне, фактически к Третьей мировой, в которой шансы на победу станут очень сомнительными.
Провал без провала
Сказать, что Филби «провалился», нельзя. Он вообще за свою карьеру несколько раз выручал тех советских агентов, которые оказывались на грани провала.
А в 1951 году, работая в Вашингтоне, в том числе с ЦРУ и ФБР, он узнает, что под подозрение попали да советских агента - Дональд Маклин и Гай Бёрджесс. Филби с огромным риском для себя самого предупреждает их и… сам оказывается под подозрением. Фактически на грани провала.
Маклин и Бёрджесс вместе с Филби и Энтони Блантом считаются членами так называемой «Кембриджской пятерки», которая якобы представляла из себя ядро советской шпионской сети в Британии.
Почему «Кембриджская»? Потому что всех их будто бы завербовали во время учебы в Кембридже. Почему «пятерка»? Потому что есть мнение, что изначально это была ячейка Коминтерна, а такие ячейки состояли из пятерок. Сам Филби насмехался над этим. Он говорил, что его и других завербовали вовсе не в Кембридже, что у каждого была своя судьба, а вместе работать они стали уже позже. Также он утверждал, что в Кембридже не было никакой ячейки Коминтерна, потому и не определен пятый член «пятерки», которого без устали искали, да так и не нашли.
Кстати, из четверых раскрытых агентов трое, Филби, Маклин и Берджесс, были удачно переброшены в Советский Союз.
Против войны
Да, все-таки почему Филби стал советским агентом? Ведь одно дело быть коммунистом, а совсем другое работать против собственной страны.
Руфина Пухова отвечает на этот вопрос просто: Ким был антифашистом по своей сути. Он работал даже не столько на Советский Союз, сколько против фашизма. А после? Ведь несмотря на то что с 1951 года Филби был под колпаком у МИ-6 и МИ-5, он продержался до 1956-го. Может быть, после победы он работал против новой войны, считая, что только СССР способен ее остановить.
По крайней мере, он точно не знал, что о нем будут писать книги и снимать фильмы.
Помимо фактического интереса, книга любопытна и с литературной точки зрения. Милн - племянник знаменитого писателя Алана Александра Милна, автора «Винни-Пуха», он тоже не чужд писательского дарования.
Их дружба началась задолго до того, как Филби был завербован в 1933 году в так называемую кембриджскую пятёрку, куда, помимо него, входили Гай Бёрджесс, Дональд Дюарт Маклин, Джон Кэрнкросс (его участие всегда оставалось под вопросом) и якобы вербовавший всех Энтони Блант. На закате жизни Филби утверждал, что на самом деле никакой «пятёрки» не было и Кембридж вовсе не являлся точкой отсчёта в деле сотрудничества английских интеллектуалов с советской разведкой - они работали за идею и отказывались от оплаты.
Вместе с Милном Филби учился в Вестминстерской школе, одной из старейших мужских частных школ Лондона, основанной в 1560 году. И хотя в университеты они поступили разные - Филби пошел в Тринити-колледж Кембриджского университета, а Милн - в Крайст-Чёрч в Оксфорде, связи не прерывались и в дальнейшем. Вскоре они стали ещё и рабочими: Милн поначалу служил под началом Филби, а затем и сам стал важным сотрудником разведки. Датой окончательного разрыва можно, видимо, считать 1963-й, когда Филби бежал в Москву.
Но их отношения не прерывались и в те годы, когда Филби оказался под подозрением своих британских коллег и на какое-то время был даже вынужден покинуть Секретную службу. Газета «Совершенно секретно» печатает фрагмент посвящённой этому времени главы.
Чтобы облегчить чтение книги, стоит напомнить о специфическом словоупот-
реблении Милна. Автор воспоминаний использует для обозначения разведслужбы МИ-6 термин «СИС», а для МИ-5 - термин «Секретная служба». Требует расшифровки и аббревиатура ISOS: Intelligence Source Oliver Strachey (переводится как «Источник разведданных Оливера Стрейчи»). Эта служба названа в честь шифровальщика британского МИДа Оливера Стрейчи (1874 -1960), он занимался перехватом сообщений германского абвера в годы Второй мировой войны и их расшифровкой.
Комментария требует и имя Константина Волкова: вице-консул советского генерального консульства в Стамбуле в 1945 году решил попросить с женой убежища у англичан, пообещав им в обмен на паспорт выдать массу тайн НКВД. В итоге его переправили тайно в Москву, где расстреляли как предателя.
Шеф подсекции Vk
…Хотя я и покинул подсекцию Vd (теперь во главе её был поставлен Десмонд Пэйкенхем), Ким в качестве шефа Vk всё ещё был моим непосредственным начальником. Наше внимание всё больше занимала тема антигитлеровских заговоров внутри Германии и попытки заговорщиков привлечь к себе интерес и поддержку союзников. Одному из своих офицеров, Ноэлю Шарпу, я поручил всё рабочее время посвящать только этому вопросу. Ещё летом 1942 года Отто Йон во время одного из своих визитов в Мадрид в качестве юрисконсульта авиакомпании Lufthansa начал передавать информацию агенту СИС о группе лиц, среди которых были Людвиг Бек, Карл Фридрих Гёрделер и другие, которые якобы планировали свергнуть режим Гитлера. В последующие два года аналогичная информация поступала и от других агентов, таких как Адам фон Тротт и Ханс Бернд Гизевиус. Политическая цель группы состояла в том, чтобы сформировать правительство, которое дружественно настроено по отношению к Великобритании и Америке и готово к заключению мира.
Возник миф о том, что Киму - в интересах русских - удалось как-то придерживать подобные донесения или по крайней мере расценивать их как ненадежные. Не сомневаюсь, что если бы он увидел в той ситуации возможность помочь русским, не подвергая себя опасности, он бы ею наверняка воспользовался. Однако на самом деле его положение не позволяло как-то влиять на события. С одной стороны, заговорщики поддерживали связь как с американцами, так и с британцами. Внутри структуры СИС именно Секция I, а не V решала, какую политическую информацию надлежит передать в Министерство иностранных дел и другие ведомства Уайт-
холла. Насколько я помню, донесения Йона и в самом деле распределялись Секцией I - с разумными пометками о том, что, поскольку источник не является регулярным агентом СИС, за его послания целиком ручаться нельзя. Предполагаю, что нечто подобное происходило и с донесениями от других эмиссаров. (…)
Однако мы с Ноэлем Шарпом со всё возрастающим интересом и оптимизмом следили за этой группой заговорщиков, и я не помню, чтобы мнение Кима на этот счёт шло вразрез с нашим. Возражения на предоставление поддержки этим и аналогичным попыткам высказывались в Министерстве иностранных дел. Согласно принятой стратегии, отвергалось всё, что могло интерпретироваться как попытка вбить клин между западными союзниками и Россией. Возможно, сказывалось также нежелание - как в самом Министерстве иностранных дел, так и в других ведомствах - поверить в то, что это уже не какая-нибудь мелкая группа малоопытных любителей, едва ли способных чего-то достигнуть.
Вскоре после подрыва адской машины 20 июля 1944 года несколько наших офицеров, как водится, слушали новости, собравшись у радио на Райдер-стрит, 14. Ноэль и я, раскрыв рот и онемев от удивления, узнали, что большинство заговорщиков уже пойманы и даже расстреляны. Возможно, многих из них уже давно держали в поле зрения, но гестапо всё-таки не удалось пресечь действия Клауса фон Штауффенберга, которому удалось лично разместить бомбу под переговорным столом Адольфа Гитлера.
Ноэль Шарп, который позже стал хранителем отдела печатной литературы в Британском музее, недавно подтвердил мне, что у него не было никаких свидетельств, оснований или подозрений о том, что Ким пытался придержать или классифицировать как ненадежное любое из донесений, которые мы получали по данному вопросу, или что он вёл какую-то свою игру, тем более во всем, что касалось участников заговора 20 июля. Также уместно заметить, что Ким участвовал в отправке Клопа Устинова (отца знаменитого Питера Устинова) в Лиссабон. Помнится, это произошло где-то в начале 1944 года. Ему было вручено письмо, целью которого было восстановить дружеские отношения с немцами, настроенными против Гитлера, которых он знал в прошлом. (…)
Конец связи
Большинству людей приходится преодолевать неудачные полосы в жизни, но испытание, которому подвергся Ким Филби, было несколько иного порядка. Весь его мир, казалось, разрушился. Блестящая карьера, большие надежды исчезли, растворились, теперь он стал изгоем, попав под серьёзное подозрение. Эйлин позже призналась Мэри, что уже несколько недель их дом в Рикменсуорте находится под наблюдением бригады рабочих, которая неподалёку не очень убедительно занимается дорожными работами. Возможно, так и было, или, может быть, это оказались просто очень ленивые рабочие. Как только вам кажется, что за вами следят, всё вокруг приобретает зловещий оттенок. Ким, по словам Эйлин, пребывал в состоянии, близком к шоку, и очень не хотел оставаться один. В то же время из дома бы он в любом случае не вышел…
Это был период основных допросов в МИ-5, то есть «судебного расследования», проводимого в ноябре 1951 года при участии Г.П. Милмо, ранее офицера МИ-5, а к этому времени уже королевского адвоката. Несколько раз Филби допрашивал опытный дознаватель Джим Скардон. Находясь в Германии, я мало что слышал об этом, за исключением каких-то обрывков информации, к тому же не всегда надёжных. Например, рассказывали, что когда Ким попытался прикурить сигарету, Милмо сердито выхватил её и швырнул на пол. Я также слышал - возможно, это позднее сообщила Эйлин, - что Кима особенно угнетала необходимость отвечать на вопросы перед лицом старых коллег по МИ-5, таких как Дик Уайт и тот же Милмо, которые раньше так высоко ценили его. Может показаться странным, что отношение друзей по СИС и МИ-5 имело для него такое значение, но я уверен, что, с одной стороны, Ким целиком и совершенно искренне участвовал в жизни СИС и был так же заинтересован в работе, компании и хорошем мнении коллег, как и любой другой офицер СИС. Не думаю, что то же самое справедливо в отношении любого другого шпиона уровня Кима Филби; например, я очень сомневаюсь, что это в целом относится к Джорджу Блейку, хотя, поскольку мне не довелось узнать его поближе - где-нибудь за пределами конторы, - то всё это лишь моё личное впечатление.
К тому времени, когда мы с Мэри возвратились в Англию в августе 1952 года, допросы Кима Филби уже закончились; очевидно, результаты были спорные, неоднозначные, и основной накал прошёл. Но осталась безнадёжность. Все официальные или полуофициальные посты были для него теперь, конечно же, закрыты. Прошло некоторое время, прежде чем ему удалось - через Джека Айвенса - найти себе место в торговой фирме, где он проработал несколько месяцев. К коммерции у Кима не было ни малейшей тяги. Было грустно наблюдать, как он занимается неинтересной, тоскливой работой, которая была и ниже его способностей, и в некотором смысле выше их; это всё равно что преподаватель чешского языка метёт улицу, и получается у него не слишком хорошо. Для Кима, человека, который естественным образом принадлежал к элите, было крайне трудно примириться с нудным и совершенно непригодным для него занятием. Но я предполагаю, что, если нужно, он смирился бы с этим. Сейчас он находился в поисках; ему нужен был шанс снова что-то сделать для русских.
Ким Филби с женой Руфиной. Фото из архива документов КГБ
Утечка информации
В течение последующих трёх лет, пока нас снова не направили за границу в октябре 1955 года, мы с Мэри встречались с Кимом и его семейством довольно регулярно, с интервалами в несколько недель. Никаких указаний от начальства, препятствующих таким встречам, я не получал; и тем более никто мне не приказывал встречаться и докладывать потом всё, что я видел или узнал. Хотя сам Ким при виде меня, возможно, и задавался таким вопросом. Большинство его старых друзей в СИС и других официальных отделах посчитали, что разумнее вообще прекратить знакомство. И действительно, могу припомнить очень немногих, которые состояли на службе и продолжали с ним регулярно видеться. (…)
Многие в СИС, которые, как и я, крайне мало знали о деле Кима, придерживались мысли о том, что он всё-таки не совершал никаких серьёзных преступлений. Хотя мы признавали, что не располагаем никакими надежными фактами, чтобы так судить об этом. Одна важная вещь, про которую мы не знали и о которой я узнал, лишь прочитав его книгу «Моя тайная война», заключалась в том, что на фоне улик, предъявляемых ему на допросах в МИ-5, были две весьма зловещие мелочи. Через два дня после того, как информация о Волкове в 1945 году поступила в Лондон, было отмечено «впечатляющее» увеличение объёма телеграфной переписки НКВД между Лондоном и Москвой, сопровождаемое таким же ростом объёма корреспонденции между Москвой и Стамбулом. А в сентябре 1949 года, вскоре после того, как Ким узнал, что британцы и американцы расследуют подозрительную утечку из британского посольства в Вашингтоне, случившуюся несколькими годами ранее, наблюдалось аналогичное увеличение потока телеграмм НКВД. Ким не говорит о том, показывали ли ему в МИ-5 какую-нибудь статистику, чтобы подкрепить эти улики, или просто рассчитывали, что он поверит на слово.
Если верно последнее, то нельзя исключать и то, что в МИ-5 немного блефовали, преувеличивая реальные данные об объёмах переписки НКВД. Но ответ Кима, вероятно, мог лишь усугубить подозрения: когда его спросили, может ли он как-то объяснить такое резкое увеличение числа телеграмм, он просто ответил, что не может. Едва ли это реакция невинного человека. Ким утверждал, что причина, по которой Дональд Маклин был предупреждён об опасности, заключалась в том, что, с одной стороны, он сам заметил слежку, а с другой, что у него забрали определённые категории секретных документов.
Но здесь всплыли новые независимые свидетельства, наводящие на мысль о том, что русских, возможно, действительно кто-то информировал. По крайней мере, об эпизоде с Волковым. Можно было бы ожидать, что невинный без особых раздумий заявил бы своим дознавателям, что если цифры вообще хоть что-нибудь значат, тогда МИ-5 должна искать среди тех, кто до сих пор на свободе. Думаю, что если бы факты о движении телеграмм НКВД стали известны в СИС, виновность Кима представлялась бы не такой спорной. Многие также задаются вопросом, до какой степени те, кто информировал Гарольда Макмиллана перед его выступлением в палате общин в ноябре 1955 года, знали об этих свидетельствах, на первый взгляд довольно изобличающих…
Как-то вечером, после того как Ким поужинал с нами, он завёл разговор о Гае Бёрджессе. Жизнь Гая, сказал он, к 1951 году, очевидно, являла собой полную безнадёжность, и если он действительно русский шпион, то это напряжение, должно быть, для него совершенно невыносимо. Продолжив, Ким сказал, что долго копался в памяти в поисках любых деталей, которые помогли бы выяснить правду о Гае, и вспомнил одну, наверное, весьма существенную вещь. Во время войны Гай какое-то время усердно добивался расположения одной дамы из известного семейства, которая работала в Блечли. Очевидно, предположил Ким, Гай рассчитывал, что она рано или поздно проговорится ему о своей работе и сообщит какие-нибудь важные подробности. Несколько озадаченный, я спросил, не ждёт ли он, что я передам эту информацию службе безопасности. «В общем, да, - слегка удивившись, ответил Ким. - Потому я и упомянул об этом». Чем больше я думал об этом, тем загадочнее казался мне этот инцидент. Две вещи казались абсолютно очевидными. Во-первых, если Гай действительно добивался общения с той дамой, то этот факт к настоящему времени был бы общеизвестен. Во-вторых, причина, вероятнее всего, связана с её известным именем, нежели с чем-нибудь ещё. Гай всегда был падок на знаменитости; как однажды выразился Денис Гринхилл в статье The Times, «я никогда не слышал, что человек, который бахвалится знакомствами с известными людьми, - выходец из той же среды». Когда я упомянул об этой истории в соответствующем отделе, она не возбудила никакого интереса - судя по всему, по вышеназванным причинам.…
Варианты бегства
В других источниках я прочитал, что в этот период он сильно пил, но у меня такого впечатления не сложилось. С одной стороны, на выпивку требовались немалые деньги. Прежде всего за эти годы моих нечастых посещений семейства Филби мне запомнились маленькие дети: пятеро детей Кима, наш собственный ребенок и ещё дети наших соседей. Везде царил шум и гвалт, однако дети всё-таки были под пристальным надзором и воспитывались надлежащим образом. При всех проблемах и невзгодах, свалившихся на семью, Ким и Эйлин были хорошими родителями. Дети имели для Кима огромное значение. У меня сложилось ощущение, что, если бы не эти пятеро, он, возможно, уже тогда перебрался бы в Россию. Это не представляло больших трудностей. Ему ведь не запретили выезжать за границу. В своей книге он пишет, что в 1952 году посетил Мадрид в качестве внештатного журналиста (я этого не помню, но, видимо, в то время я всё ещё находился в Германии). Позже, если мне не изменяет память, он вылетел в Триполи по делам коммерческой фирмы, а в 1954 году взял Конни на Майорку, где они остановились в доме Томми и Хильды. В своей книге он пишет, что рассматривал несколько вариантов бегства именно в тот период. Он упоминает о плане, первоначально разработанном для Америки, но требующем лишь незначительных модификаций, чтобы он годился и для Европы. Не думаю, что здесь требовалось какое-нибудь скрупулезное планирование. Он мог бы с имеющимся британским паспортом выехать в какую-нибудь западную страну, имеющую воздушное сообщение с советским блоком, а оттуда после посещения советского посольства или, возможно, офиса «Аэрофлота» и получения визы отправиться прямиком в Москву, Прагу или в другое место.
Свою работу в экспортно-импортном бизнесе он через несколько месяцев оставил, и потом больше двух лет у него не было постоянной работы. Лишь иногда, крайне нерегулярно, он зарабатывал кое-что как внештатный журналист. В какой-то момент у него возникли надежды на то, что ему предложат работу над сценарием кинофильма - о первобытных людях. «В этой задумке привлекала одна деталь, - сказал мне Ким. - Не думаю, что раньше снимался фильм, в котором участвовали абсолютно голые мужчины и женщины». Говорят, в фильме был задействован кто-то из весьма известных актёров, и у Кима состоялось несколько собеседований, однако в итоге из этой затеи ничего не вышло.
Редакция благодарит издательство «Центрполиграф » за предоставленный фрагмент книги «Ким Филби. Неизвестная история супершпиона КГБ»
Авторы:
04.05.2017
Как жили прославленные «кембриджские агенты» в Москве. Как сложилась судьба их кураторов. Что сделали Ким Филби, Дональд Маклин, Гай Бёрджесс, Энтони Блант и Джон Кернкросс для нашей страны?
От слова «агент» у многих стынет кровь: в голову лезут отнюдь не литературные и страховые агенты, а агенты империализма, агенты вражеских разведок, враги народа - ими нас долго и сытно кормили. Речь пойдёт об агентах советской разведки (некоторые застенчивые чекисты публично называют их «помощниками»), о великолепной «кембриджской пятёрке», эдаком экзотическом букете из золотых роз. Давно уже погребён прах этих героев, а Англия всё содрогается и бурлит: как же так? Как они решились? Ведь они принадлежали к сливкам английского истеблишмента! Предатели, чего им было нужно? Зачем связались с варварами-русскими? Какие идеи? Ох уж эти марксизмы-троцкизмы-ленинизмы! Уж нахлебались мы ими вдоволь! А в то далёкое время они, воспитанники Тринити-колледжа славного Кембриджского университета, не нахлебались.
ДЫХАНИЕ ЭПОХИ
Они дышали идеями социальной справедливости, они штудировали старика Карла, они презирали тупых мещан, не видевших дальше недожаренного бифштекса с кровью, сами они не страдали от бедности, но не выносили страданий других (бушевал мировой экономический кризис), они люто ненавидели своё правительство, заигрывавшее с Гитлером, который уже брызгал слюной, нацеливаясь на соседей. А где-то далеко-далеко слабо маячило загадочное пролетарское государство, к нему тянулись и парадоксальный Бернард Шоу, и литературный гений Герберт Уэллс, и даже глубоко немарксистский философ Бертран Рассел. Никто не знал истинной правды о нашей стране, откровения редких туристов страдали противоречиями, многие передержки и преступления объяснялись происками буржуазной пропаганды, да и вообще для настоящих большевиков кровь была естественной необходимостью на каменистом пути к построению нового, счастливого общества. Вообще «кембриджской пятёрки» как группы типа детского сада с наставником в виде умного, как Вольтер, резидента из иностранного отдела ОГПУ-НКВД, никогда не существовало - не все знали друг друга, с каждым работали отдельно, соблюдая принципы конспирации (порой они нарушались), у каждого была своя судьба.
Джон Кернкросс и его супруга Габриэлла Оппенгейм, 1951
Фото: SPARTACUS-ADUCATIONAL.COM
КИМ ФИЛБИ. ПУТЬ В МОСКВУ
Харолд Адриан Филби, которого отец прозвал Кимом в честь лазутчика из одноимённого романа Р. Киплинга, родился и провёл детство в Индии. Его отец служил в колониальной администрации, хотя остров фарисеев ненавидел (правда, иногда он туда наведывался - поболтаться в ресторанах и клубах). С годами он превратился в крупного учёного-арабиста, страстно влюбился в арабскую культуру, и для пущей арабистости принял ислам, одевался по-арабски, стал советником короля Саудовской Аравии. Разведясь с мамой Кима, женился на рабыне короля и счастливо жил с ней в туземном домике, по которому расхаживали два огромных бабуина. Сент-Джон Филби (произносили на французский манер: Сенжен) любил и строго воспитывал своё дитя, подавляя многие его влечения. Сын обожал его до конца дней и рос скромным, доверчивым ребёнком, к несчастью, он всю жизнь чуть заикался.
Окончив Вестминстерский колледж в Лондоне (котируется наравне с Итонским), он поступил в Кембриджский университет, где глубоко увлёкся марксизмом, посещал левые тусовки. В 1933 году выехал в Германию и увидел, как после поджога Рейхстага Гитлер преследует коммунистов, связался с Коминтерном (там работала своя разведка под эгидой Москвы), затем выехал в Вену, где активизировались австрийские фашисты, вскоре убившие канцлера Дольфуса. Ким активно участвовал в помощи австрийским «левым» и связал свою судьбу с коммунисткой-еврейкой Литци Кольман, которую спас от нацистских преследований, увезя в Англию как свою жену. В Коминтерне на Кима уже давно положили глаз, и Москва решила привлечь его к сотрудничеству. Делалось это под соусом подпольной борьбы с угрозой фашизма. В начале о советской разведке речи не было, заметим, что эта схема применялась и к остальным «пятёрочникам».
Первым вербовщиком Кима был нелегал Арнольд Дейч, австрийский еврей, доктор философии, блестящий разведчик и психолог, живший в интеллектуальном лондонском районе Хэмпстед. Дейч с симпатией относился к симбиозу Маркса и Фрейда, был терпим к теориям любви славных коминтерновок Клары и Розы. Вербовочная беседа состоялась в Риджент-парке, куда Кима привела его приятельница Харт, агент нашей разведки, привела и исчезла. Риджентс-парк довольно пустынен, Дейч сидел на скамейке, а Кима попросил лечь рядом на траву и смотреть в другую сторону, словно они не знакомы. Приучал к конспирации? опасался захвата? - в любом случае Ким согласился на подпольную работу.
Помнится, когда я работал с Филби по линии английского отдела в 1975 году в Москве, он нежно вспоминал товарища Отто (кличка Дейча). Ещё он высоко ценил Большого Билла - «настоящего большевика» Александра Орлова, выдающегося советского разведчика, который в разгар репрессий предпочёл сбежать из Испании (там он служил резидентом) в Канаду, а затем в США, не желая подставлять шею под сталинский топорище. Проклятый навек системой, он умно использовал чекистские методы: проинформировал Берию, что, если тронут его или его родственников, он выдаст всю «пятёрку». Такое ласковое увещевание подействовало, и англичане продолжали благополучно работать.
Увидев в Киме перспективного агента, его начали умело «отмывать» от прилипшей левизны: работа в англо-германском обществе, связанном с нацистами, командировка в качестве корреспондента «Таймс» в стан генерала Франко (английские ненавистники республиканской Испании радовались его профранкистским репортажам). Там Ким чуть не погиб от снаряда, угодившего в машину (один человек убит, другого тяжело ранило, Ким же отделался царапинами и получил из рук Франко орден за мужество, что укрепило его статус). И наверняка погиб бы, если бы выполнил поручение всемогущего Центра убить самого Франко. К счастью, обстоятельства не позволяли этого сделать, к тому же его сочли профнепригодным для роли киллера (он говорил мне, что никогда не держал пистолет в руках, не прыгал с парашютом и, уж конечно, не мог бегать по крышам вагонов, отстреливаясь из пулемёта, как в наших кинобоевиках). Вскоре пробил роковой час: началась Вторая мировая, и Кима сами англичане пригласили в разведку «Сикрет Интеллидженс Сервис» (СИС) - сбылась мечта его советских наставников.
Сначала Филби работал в центре по подготовке агентов для заброса в Европу, затем был переведён на иберийское направление (Испания, Португалия), после войны возглавил отдел по борьбе с СССР (!). В 1945 году нависла страшная угроза: сотрудник советской разведки Волков, служивший в нашем консульстве в Стамбуле, предложил свои услуги англичанам, пообещав выдать неких бриттов, проникших в самое сердце старой доброй Англии. Дело особой важности СИС поручил Филби, он тут же сообщил о предателе в Москву, оттуда в Стамбул под видом дипкурьеров прибыли два дюжих молодца, Волкова, угостив снотворным, быстренько отправили на родину - в то время с предателями не цацкались.
Кима переводят резидентом в Анкару (заброска агентуры в Армению, Грузию), и вскоре на трамплине небывалой удачи он назначается представителем СИС в США - должность феерическая, прямой путь в шефы СИС. Именно в Вашингтоне он получает доступ к дешифрованным советским телеграммам (операция «Венона») и узнаёт, что его друг по Кембриджу Дональд Маклин находится на грани ареста как агент КГБ.
Экстремальная ситуация 1951 года. Москва организует побег Маклина в СССР в сопровождении другого «пятёрочника» Бёрджесса (Маклин настаивает на бегстве через любимый Париж, но боится там «запить и сорваться», посему Бёрджесс его сопровождает). Оба остаются в Москве, тем самым сразу же подставив Филби как «третьего», который их информировал. Филби отзывают в Лондон и подвергают жёсткому допросу. Всё это сопровождается грандиозным скандалом в прессе и парламенте и увольнением Кима. Впрочем, никаких доказательств для передачи дела в суд не наскребли, и сам премьер-министр Гарольд Макмиллан делает заявление о его невиновности. Киму регулярно выплачивают пенсию, и английская разведка направляет его в Бейрут в качестве корреспондента «Обсервера», там он продолжает трудиться на нас.
Сам Ким всегда возмущался, когда газетные грамотеи называли его «двойным агентом»: «Я всегда работал только на Советский Союз и никого не предавал». Очередной информированный перебежчик из КГБ, очередные доносы о «красном прошлом» - и в январе 1963 года Кима экстренно вывозят из Бейрута в Одессу на советском судне.
АНГЛИЙСКИЙ ЮМОР МАКЛИНА
Высокий худощавый красавец Дональд Маклин казался наиболее удачливым во всей этой компании, несмотря на то что больше других был засвечен своими левыми взглядами и чуть не вступил в компартию. Именно ему уже в 1934 году удалось поступить без всяких проблем в вожделенный «Форин Оффис» и в 1938 году получить назначение в английское посольство в Париже. (Маклин был сыном известного либерала и бывшего члена кабинета, что не могло не сыграть своей роли.) Без памяти влюбившись в Париж, Маклин бурно циркулировал в богемных кругах, там он женился на богатой американке Мелинде, которой раскрыл свою тайную связь с советской разведкой. Она восприняла это с энтузиазмом и старалась ему помогать. С началом войны оба на последнем катере перебрались в Англию, там он продолжал работать на важных участках при «Форин Оффисе». В 1944 году Дональд уже первый секретарь в английском посольстве в Вашингтоне, а в феврале 1947 года он уже директор по координации англо-американо-канадской ядерной политики. Затем важное назначение советником британского посольства в Каире…
Однако постоянное напряжение и двойная жизнь в связке с зелёным змием частенько приводили Маклина к пьяным срывам. Так, напившись до положения риз, он открыто признавался в «работе на русских» (это не принимали всерьёз, объясняя спецификой английского юмора), однажды устроил жуткий дебош, расколошматив мебель и разбив вдрызг зеркало. Его отозвали из Каира на должность… заведующего американским отделом, порекомендовав подлечиться у психиатра. Бежать в Москву в 1955 году Маклин жутко не хотел, но в результате вместе с Бёрджессом оказался в закрытом для иностранцев городе Куйбышеве (ныне Самара).
НЕУПРАВЛЯЕМЫЙ ГАЙ БЁРДЖЕСС
Третий мушкетёр советской разведки - Гай Бёрджесс, пожалуй, был самым колоритным и неуправляемым, однако высокоэффективным агентом. Помимо приверженности Коминтерну, он не мог обходиться без «гоминтерна», это открывало ему доступ в самые неожиданные и важные места, многие источники информации рождались прямо в постели. Советский разведчик Юрий Модин, тогда кудрявый и симпатичный молодой человек, недавно окончивший высшее военно-морское училище, вспоминает, что чувствовал себя не в своей тарелке перед ярко одетым светским джентльменом.
Модин старался организовывать конспиративные встречи с Бёрджессом в пригородах Лондона, где можно безопасно и обстоятельно общаться, а агент тянул его в кабачки центрального Сохо, где вереницы проституток, криминала и, конечно же, полиции. Однажды при разработке легенды встреч (для возможной случайной проверки полиции) Гай, похохатывая, предложил: «Вы красивый молодой человек, а все в Лондоне знают, что я большой охотник до хорошеньких мальчиков. Просто скажем им, что мы любовники и ищем кроватку». «Но я же дипломат, у меня жена…» - смутился разведчик и покраснел. «Чего только не сделаешь ради мировой революции!» - расхохотался Бёрджесс.
Он действительно считал мировую революцию неизбежной и Россию рассматривал в качестве форпоста этой революции. Таких же взглядов придерживались и остальные агенты. Ох и непросто было работать с Гаем! Иногда он являлся на встречи сильно подшофе, да ещё по старой аристократической привычке одевался дорого, но небрежно (измятый, в пятнах пиджак, такие же брюки, правда, ботинки обычно начищены до блеска), да ещё громко пел в пабе шлягер «Сегодня мальчики дешевле, не то что пару дней назад». Однажды при выходе из паба у него раскрылся атташе-кейс, откуда вывалилась кипа секретных бумаг. Такое случалось и у других агентов, однажды полиция задержала Маклина и его куратора с мешками (!) секретных документов, думая, что это воры тянут товары из магазина (обошлось), а Филби пришлось проглотить бумажку с кодами, когда его случайно арестовала испанская полиция.
Бёрджесс работал журналистом, подвизался и в «Форин Оффисе», и в разведке - ценная информация шла от него валом, не говоря о потоке идей и смелых инициатив. Кроме того, он был прекрасным вербовщиком.
СЭР ЭНТОНИ БЛАНТ
Четвёртый агент, Энтони Блант, тоже любил мальчиков и был завербован самим Бёрджессом, а потом передан на связь нашему оперработнику. Интеллектуал и эстет, с детства живший в Париже и впитавший французскую культуру, Блант происходил из семьи, связанной дальними родственными узами с правящей королевской династией. Довольно долго он преподавал в Тринити-колледже, активничал в антифашистских кружках, а в 1938 году добровольцем пошёл на военную службу и вскоре попал на работу в английскую контрразведку МИ-5, что было с энтузиазмом встречено советскими кураторами.
Блант добросовестно и в больших количествах фотографировал и передавал нам документы (после фотографирования их в микроплёнке отправляли в Москву), хотя двойная жизнь его изнуряла. Будучи по натуре учёным академического склада, Блант после войны уволился из контрразведки, предался изящным искусствам и отошёл от работы с нами. Он стал директором Королевской картинной галереи, получил титул сэра, написал несколько трудов по истории искусства эпохи Возрождения. Отметим, что королевский двор не обладал секретами, необходимыми советской разведке, посему ни к королеве, ни даже к принцессе Диане мы интереса не проявляли, иначе давно бы увязли в склоках, интригах, хитроумных подсидках и прочих тайнах королевской жизни, в которые так рвутся проникнуть читатели всего мира.
Скорее всего, Блант сознался в своей работе на нас, однако шпионом себя не признал, улик против него не было, МИ-6 в своей манере «замолчало» дело. В 1970-х непредсказуемая мадам Тэтчер неожиданно нарушила «молчание ягнят», и вокруг Бланта была поднята шумиха в прессе - до суда дело не дошло, но королева лишила его рыцарского звания.
ЗАНУДА ДЖОН КЕРНКРОСС
Немного особняком в кембриджском букете таится фигура Джона Керкросса, тоже выпускника Тринити-колледжа, но шотландца из семьи рабочего - он, наверное, единственный, кто прошёл бы по анкетным данным в кадры КГБ. Кернкросс посещал лекции Бланта, быстро уловившего левизну своего студента и подключившего к нему своих боевых кураторов. Джон поступил в «Форин Оффис» на год позже Маклина, переходил в разные отделы. Секретарь Уинстона Черчилля считал его «очень умным, хотя иногда и невнятным занудой». Труженик и аналитик, он по характеру был неуживчив, потому долго нигде не задерживался.
С 1938 по 1940 год «великолепная пятёрка», включая Джона Кернкросса, бездействовала, ибо резидентура испарилась - все сотрудники попали под чистки, были отозваны, а некоторые расстреляны. В 1940 году Кернкросс стал личным секретарём члена правительства лорда Хэнки, куда шла информация из военного кабинета Черчилля (тогда впервые прошли сведения о работе в США над атомной бомбой), а в 1942 году проник в самое сердце английской государственной машины, дешифровальную службу в Блетчли-парк, - мечта любого разведчика.
Собственно, самым большим успехом английской разведки по праву считается операция по дешифровке телеграмм абвера с помощью шифровальных машин «Энигма». Кернкросс проработал там недолго (ни в резидентуре, ни в Москве не хватало кадров для обработки монбланов документов), затем перешёл в разведку. После бегства Маклина и Бёрджесса в Москву, Кернкросс решил «завязать», признался в контактах с русскими, отрицая шпионство (это устраивало СИС, не желавшую скандалов), уволился и уехал в США, затем работал во Франции, где и скончался в 1995 году в живописном Провансе.
ХОЖДЕНИЯ ПО СОВЕТСКИМ МУКАМ
Как же жили-поживали прославленные агенты в Москве? Это было трудное время во всех отношениях. Потерявший все возможности агент, вполне естественно, попадал под жёсткий контроль, каждого тщательно допрашивали, выкачивая информацию, запрещали общаться с иностранцами, обязывали соблюдать общие правила игры и согласовывать все свои действия с КГБ. В то же время мы выбивались из сил, чтобы угодить своим подопечным, возили по курортам, подбирали приличное жильё, доставали дефицитные товары, обеспечивали полное хозяйственное обслуживание. Бёрджесс оказался самым проблемным: он пил и гулял, а самое страшное - непрерывно заводил знакомства среди иностранцев (в то время каждый иностранец считался потенциальным шпионом). Бёрджесс не скрывал, что он агент КГБ, открыто жил с каким-то смазливым слесарем-гитаристом (на это закрывали глаза - чем бы дитя не тешилось), ухитрялся заказывать себе костюмы в Лондоне через заезжих англичан (до сих пор его размеры хранят лучшие портные с Сэвил Роу, я сам видел в фешенебельной обувной лавке в центре Лондона очертания его ступни в альбоме знаменитых клиентов).
Когда в Москву приехал на гастроли английский театр «Олд Вик», пьяный Гай проник за кулисы, ошеломил всех актрис (его по прессе знала вся Англия), имел ланч со звездой театра актёром Майклом Редгрейвом, повествовал о своих шпионских подвигах на благо России. Но разгульный образ жизни уже в 1963 году свёл этого героического агента в могилу, а измученный КГБ облегчённо вздохнул.
С Маклином было намного легче - он сразу настроился на научную стезю и был определён в Институт мировой экономики и международных отношений в качестве старшего научного сотрудника (с КГБ отношения были холодноватыми). Приехала Мелинда с детьми (вообще, англичане вели себя корректно и допускали выезд родственников к беглецам), но вскоре закрутила роман с Филби и на время покинула мужа. Маклин вступил в КПСС, регулярно посещал партийные собрания, пользовался популярностью у сотрудников, поскольку был доброго нрава и давал взаймы. Защитил докторскую, написал фундаментальную книгу о внешней политике Англии, переведённую на русский язык.
Ким Филби, прибыв в Союз в 1963 году, с трудом привыкал к советской действительности, мучился от безделья, злоупотреблял спиртным, пока не влюбился в красавицу Руфу Пухову, работавшую в НИИ (это был четвёртый брак, от второго брака Ким имел пятерых детей). Вернувшись в англо-скандинавский отдел нашей разведки в 1974 году, я вскоре установил с ним контакт и консультировался по организации нашей работы в Англии. Его уже хорошенько «выдоили» по Англии, но он был в курсе английских дел. Вскоре решили использовать его как педагога, чему он был несказанно рад. Так появились учебные курсы Кима, на конспиративной квартире молодые разведчики, умеренно попивая виски, общались с ним, расспрашивали об английском национальном характере, быте и нравах. Ким с Руфой жили в весьма скромной квартире в Трёхпрудном переулке, дом был завален книгами, мы весьма откровенно общались за прекрасно приготовленной курицей с карри (он любил индийскую кухню, вырос же там).
Ким был весьма сдержанным и тактичным человеком. Конечно, ему не нравилось, что его опекали, но он понимал реалии тогдашнего бытия. Конечно, это была не та страна, о которой он мечтал в Кембридже. Ни Хрущёв, ни Брежнев не могли ему, типичному англичанину, импонировать, не нравилась ему ни жёсткая цензура, ни отстранённость от реальной работы. Но мы делали всё, чтобы поднять дух и укрепить его веру, он регулярно ездил в соцстраны, включая Кубу, его принимал Андропов, впервые его пригласили выступить в штаб-квартире разведки в Ясенево. Присылали ему из-за рубежа чай «Эрл Грей», серые фланелевые штаны, без которых джентльмену нет жизни, оксфордский мармелад, который обожают англичане на завтрак. Всё это как-то сглаживало жизнь жар-птицы в золотой клетке, но открыть клетку было невозможно.
Курил Филби дешёвые сигареты «Дымок», находя в них сходство с французскими «Голуаз», от дачи и машины отказался. Отметим, что и Ким, и его друзья очень щепетильно относились к деньгам, все они отвергли весьма приличную пожизненную пенсию, подчеркнув, что работают во имя идеи. Свежий воздух перестройки Ким приветствовал, однако сразу же почувствовал знакомые когти капитала и вряд ли смирился бы с властью олигархов. Умер он в 1988 году и похоронен на Кунцевском кладбище (Маклин и Бёрджесс завещали захоронить свой прах в Англии).
Постаревшие ученики Кима чтут память своего великого гуру, мы иногда собираемся своим «Филби-клубом» вместе с неувядаемой Руфиной Ивановной.
Дональд Маклин и его супруга Мелинда Марлинг, Каир, 1949
СУДЬБЫ КУРАТОРОВ
С «пятёркой» работали разные люди: иногда грубоватые, иногда мягкотелые, иногда не шибко сведущие; разведка - это не организация безукоризненных штирлицев, шагающих от Эвереста к Эвересту. Поговаривают, что даже в Кремле, как и на солнце, бывают пятна. Тем не менее все они блестяще обеспечивали работу с кембриджцами.
Разведчики-нелегалы - товарищи Рейф, Графпен, Малли (бывший венгерский священник, перешедший на сторону революции) расстреляны как враги народа, Арнольду Дейчу в известном смысле повезло: он погиб от немецких бомб, переправляясь морем на работу в США. Орлов выступил с разоблачениями Сталина в 1953 году, но на родину не вернулся (никого и не выдал). Анатолий Горский, активно работавший всю войну с агентурой, во время борьбы с космополитами был уволен (говорили, что он якобы скрыл принадлежность отца к царской жандармерии; до сих пор ломаю голову, могли ли евреи быть жандармами?).
Эффективно и смело работал с агентами Юрий Модин, однако вошёл в клинч с грозным резидентом - генералом Родиным и был отброшен от английских дел в другие подразделения, а потом ушёл на тихую преподавательскую работу. Были и другие товарищи, растворившиеся в пучинах разведки. Помнится, в конце 1950-х по указанию сверху мы просматривали дела расстрелянных коллег в целях их реабилитации. В делах сохранились описи имущества расстрелянных: воротнички для гимнастёрки, срезанные пуговицы, запонки, ремни - удивительная честность… Письма из «глубины сибирских руд» измученных цингой, совершенно больных вдов и сестёр с мольбой о помощи, рассказы об изломанных судьбах детей. Слёзы и кровь. Великая Мечта обернулась нечеловеческим экспериментом над человеками.
БОЧКИ ИНФОРМАЦИИ
Что они сделали для нашей страны? Благодаря «пятёрке» довоенная политика Англии и других европейских стран была как на ладони: тут и манёвры западной дипломатии перед гитлеровской угрозой, и подноготная переговоров Запада с СССР, и подоплёка тайного визита друга Гитлера Гесса в Англию, и план вторжения в СССР «Барбаросса». Война застала врасплох не только армию, но и разведку. Нелегальные резидентуры в оккупированной Европе потеряли связь с Москвой и к 1942 году почти все были разгромлены, наши посольства накрылись вместе с надёжной радиосвязью. Английская резидентура, по сути дела, оказалась главным источником информации (шифровальщики в посольстве работали на износ). Отметим, что англичане в то время пересылали секретные материалы из ведомства в ведомство для ознакомления, это расширяло наши возможности.
Во время войны через «пятёрку» мы получали дешифрованные телеграммы германского командования. Особенно важно, что до битвы на Курской дуге мы имели информацию о новых немецких танках «Пантера» с утолщённой бронёй и успели создать новые бронебойные орудия. У нас имелись планы дислокации вражеских аэродромов, что помогло уничтожить на земле сотни самолётов перед Курской битвой. Сталин особенно пристально следил за намерениями союзников открыть Второй фронт и опасался сепаратного мира. Во времена холодной войны доходило до крайнего обострения отношений с бывшими союзниками, разразилась война в Корее.
Невозможно переоценить информацию от «пятёрки». Например, только в 1942 году от Маклина было получено 42 тома документов! Сколько агентов, заброшенных в СССР и соцстраны, было схвачено благодаря Филби! Да разве возможно описать тот огромный вклад «пятёрки» в нашу победу? Разве можно подсчитать, сколько жизней наших солдат они уберегли? Сталин любил читать документы в переводе, особенно стенографические отчёты о заседаниях английского кабинета, сам делал выводы (иногда неверные), разведка иногда подавала свой собственный голос, но чаще подпевала или сама себе затыкала рот - кому хочется гнить в общей яме? Вклад огромен, но никто из «пятёрки» так и не получил Героя, хотя Пушкин писал, что «они любить умеют только мёртвых».
Авторы:
ШПИОН, КОТОРЫЙ ВЫБРАЛ ХОЛОД
Руфина Пухова, вдова разведчика Кима Филби: «Муж считал алкоголизм легким способом уйти из жизни»
Когда они встретились, ей было 38, ему – под шестьдесят. Потом он назовет закат своей жизни золотым.
Ким (полное имя Гарольд Адриан Рассел) Филби – легендарный советский разведчик из знаменитой «кембриджской пятерки». Влиятельный сотрудник английский секретной службы МИ-6, он три десятка лет, рискуя жизнью, снабжал Советский Союз ценнейшей информацией. За заслуги в области разведки в 1945 году Елизавета II удостоила его орденом Британской империи, а в 1947 году Сталин подписал Указ о награждении Филби орденом Красного Знамени. Небывалый случай!
Английский аристократ Ким Филби служил нашей стране не из меркантильных соображений, а, что называется, за совесть. Он был увлечен идеями коммунизма.
В их квартире, что в двух шагах от Тверской, мало что изменилось. Здесь все, как было при Киме Филби. И кабинет с видом на тихий переулок, и шкуры северных оленей на стене, и рижский ламповый приемник «Фестиваль», который исправно работает по сей день. Мой взгляд падает на дивной красоты стол из цельного куска дерева.
- Стол, действительно, уникальный, - соглашается Руфина Ивановна. – Это подарок Тома Харриса, антиквара, старого друга Кима. Семнадцатый век. Муж любил антикварные вещи. Стол раньше стоял в монастырской трапезной, и когда на него проливалось вино, монахи растирали пятна ладонями и отполировали поверхность до матового блеска. Несмотря на то, что в Англии Филби считался изменником, его домашнюю библиотеку и этот стол доставили в Москву в контейнерах. Частная собственность священна.
- Руфина Ивановна, а почему вы так долго не выходили замуж? Мне кажется, с вашей красотой, интеллигентностью, остроумием в женихах отбоя быть не должно!
- Приятно слышать, но вы преувеличиваете. Я никогда не стремилась к замужеству. Конечно, у меня были и поклонники, и романы, но до свадьбы дело не доходило по моей вине. К моменту встречи с Кимом я свыклась с мыслью, что останусь одна.
- Как вы познакомились?
- Я работала редактором в Центральном экономико-математическом институте вместе с женой разведчика Джорджа Блейка. Ида была переводчицей. Как-то она рассказала, что у Джорджа есть друг – хороший человек, у которого только один недостаток, - Руфина Ивановна делает выразительный жест. – Он был неравнодушен к алкоголю.
Однажды Ида попросила меня достать билеты в Лужники на айс-ревю. Мы собирались пойти вчетвером: Ида с Джорджем, его мама, которая приехала к нему из Голландии, и я. Но мама заболела, вместо нее я увидела незнакомого пожилого мужчину – Кима. Я была в темных очках. Когда нас знакомили, он сказал: «Снимите, пожалуйста, очки, я хочу видеть ваши глаза». Мы пошли с Идой вперед. Кстати, именно тогда, следуя за нами, он решил жениться на мне. В то время у Кима гостил сын Том, он взял его с собой в надежде купить лишний билетик. Но билетов не было, и Ким с Томом отправился домой, пригласив всю компанию к себе на шампанское. После представления мы возвращались на троллейбусе домой, но я не доехала до дома Кима и вышла у метро.
Через несколько дней Ида пригласила меня на дачу в Томилино на выходные. Там оказался Ким. Он прибыл с огромной сумкой, набитой вином, виски, белыми грибами, курицей, овощами. Он даже взял с собой кастрюли и сковородки. Он сказал, что приготовит петуха в вине по-французски. Мы с Идой пытались помочь, но Ким доверил нам только почистить грибы, которые оказались наполовину червивыми. «Это же протеин!» - засмеялся Ким. Обычно покладистый, он не терпел, когда на кухне кто-то есть. В любое другое время, даже когда он был занят серьезной работой, и я случайно прерывала его, Ким всегда встречал меня сияющей улыбкой. Но, если он колдовал на кухне, у него был такой сосредоточенный вид, что нельзя было слова сказать. Попробует соус: ложку в мойку, еще что-то – в мойку, там собиралась целая гора.
- Он сразу начал ухаживать за вами?
- То, что случилось вечером, нельзя назвать ухаживанием. Мы провели день в саду. По английской традиции пили чай в пять часов, в шесть – аперитив. Тогда я впервые попробовала джин с тоником и поняла, что это мой любимый напиток. Ужин затянулся допоздна, и Джордж с Идой удалились в спальню. Ушла и я в свою комнату. За стенкой продолжался разговор по-английски, и только одно знакомое слово часто повторялось: «Руфа, Руфа». Засыпая, я услышала, как со скрипом открывается дверь и в полной темноте появляется красный огонек сигареты: Ким. Он деликатно присаживается на краешек кровати и торжественно объявляет: «Я – английский мужчина!» Понимаю, что он хорошо набрался, и говорю: «Я знаю, вы джентльмен!» «Нет, - протестует Ким, я – английский мужчина!» Дурацкая ситуация. Пытаюсь его выпроводить: «Tomorrow!» (завтра). Он уходит. И все это повторялось не меньше трех раз. Меня трясло от смеха.
А утром я впервые на него посмотрела другими глазами. Серьезный, со скульптурным профилем, он ничем не напоминал героя ночного приключения и оказался очень привлекательным. На прогулке в лесу он сосредоточенно молчал, и я решила, что он за ночной эпизод. (На самом деле, он ничего не помнил, а мучился от головной боли. Напрасно я его жалела!) Чтобы отвлечь Кима, я сорвала колокольчик и шутливо преподнесла ему. Он держал его в руках всю дорогу и потом долго искал подходящий сосуд для цветка. Ким не был сентиментальным, но трогательно относился к любым проявлениям внимания.
- Он быстро сделал вам предложение?
- Ида пригласила меня в поездку по Золотому кольцу на машине, упомянув, что Ким тоже едет. Для меня это не имело значения. Я была счастлива отвлечься от работы. В Ярославле мы гуляли по парку на берегу Волги. Я почувствовала, что Ким ко мне неравнодушен. Меня это смущало, и я избегала его. Наконец, он не выдержал, схватил меня за руку, у него была железная хватка, усадил на скамейку и сказал: «Я хочу женаться с тобой!» Я растерялась, ведь мы едва знакомы, и начала искать отговорки, что я ленивая, привыкла к одинокой жизни, что слаба здоровьем. Но запугать его было невозможно. Он сказал: «Я не мальчик. Я тебя не тороплю. Могу подождать».
На следующий день по дороге в Москву он пригласил меня на ланч в «Метрополь». Я опоздала почти на 40 минут и была уверена, что он уйдет. Мне было стыдно, и я себя утешала тем, что позвоню ему и извинюсь. Подхожу: Ким стоит с обреченным видом. Увидел меня, расплылся в такой блаженной улыбке, что мое сердце растаяло. Я чувствовала себя легко и непринужденно в ресторане. Он попросил меня давать ему уроки русского языка и пригласил к себе на чай. Мы сидели на кухне. Было по-домашнему уютно. Время летело. Он даже пошутил: «Я тебя пригласил на чай, а ты, кажется, собираешься остаться на ужин!» и повторил предложение. Я уже была во власти его обаяния и сказала «да», хотя на ужин не осталась.
- А вы знали тогда, кто такой Ким Филби?
- Мне его имя ни о чем не говорило. Тогда о Филби никто ничего не знал. Была лишь статья в «Известиях» под заголовком «Здравствуйте, товарищ Филби!» Понимание приходило постепенно, но впервые я поняла, насколько он знаменит, когда вошла в кабинет и увидела целую полку книг, посвященных ему.
- Среди них, наверное, была книга Элеоноры Филби «Шпион, которого я любила».
- Об этой книге мне рассказала Ида. Я попросила у Кима ее почитать, Он ничего на это не сказал, ушел в кабинет и больше я этой книги не видела. Он ее уничтожил.
- Руфина Ивановна, вы оставили свою девичью фамилию – Пухова. Почему вы не стали Филби?
- Ким жил здесь под вымышленной фамилией Мартинс. Сначала ему выдали паспорт на имя Федорова Андрея Федоровича. Это было глупо, потому что, когда Ким со своим акцентом произносил русские имя, отчество и фамилию, начинался гомерический хохот. И тогда он сам предложил нейтральную фамилию «Мартинс». В графе «место рождения» стояло Нью-Йорк, а в графе «национальность» – латыш. Но и в этот образ он не вошел. Когда я шла следом и пыталась его окликнуть: «Андрей Федорович!», он даже ухом не повел.
- Он не боялся, что его могут узнать?
- Он не верил, что ему угрожает опасность, но не хотел встречаться с журналистами. Тем не менее, случилось так, что когда мы в первый раз пошли в Большой театр, в антракте нос к носу столкнулись с парой его старых друзей, с которыми он вместе работал в Бейруте. Супруги Бистоны были журналистами. Дик Бистон долго работал корреспондентом в «Дейли телеграф» в Москве. В антракте, когда мужчины пошли покурить, Мойра спросила меня, часто ли мы бываем в Большом. «К сожалению, нет, потому что трудно достать билет», - ответила я. «А что здесь легко?» - с сарказмом: парировала Мойра.
Однажды нам сказали, что некий мужчина караулит Кима на почтамте, где у мужа был абонентский ящик, куда приходила его корреспонденция: газеты и журналы «Геральд Трибьюн», «Таймс» и другие. Без этого он жить не мог. Но наши бдительные товарищи не дремали, и с этого момента я стала забирать почту сама. Раньше мы везде ходили вдвоем.
Иногда нам сообщали, что существует угроза жизни Кима. В таких случаях, прежде чем выйти из дома: в аптеку, за хлебом, по любому поводу приходилось звонить по определенному номеру, и за нами на расстоянии следовало человек пять. Я считала, что меня не надо было сопровождать, и, когда отправилась в бассейн «Москва», вдруг заметила, что за мной бежит молодой человек. На ходу вскочил в мой троллейбус и так разогнался, что почти влетел в женскую раздевалку. Пока я плавала, на парапете маячила его синяя куртка.
- Как вы думаете, почему была такая опека со стороны КГБ? Боялись за Кима Филби или не доверяли ему до конца?
- Возможно, и то, и другое. Каждый год нас навещали дети Кима, и мы старались придумать для них какие-то развлечения. Однажды его дочь Джозефина огорошила меня: «А ты знаешь, что за нами следят?» Тогда мы были на ВДНХ и присели отдохнуть на скамейку на большой площади, где невозможно спрятаться. Я старательно все обозревала – никого. Потом пошли в рыбный ресторан. Я заглянула в туалет. Джозефина была права. В кабинке висел новый, нераспечатанный рулон туалетной бумаги. И это в советское-то время! Я не поверила своим глазам. Заглянула в соседнюю кабинку – то же самое. А потом в зале обратила внимание на молодого человека, который с отрешенным видом что-то ковырял в тарелке.
Ким, когда смотрел наш любимый сериал «Семнадцать мгновений весны» с великолепным Тихоновым, говорил: «С таким сосредоточенным лицом он бы и дня не продержался!»
- Руфина Ивановна, извините за некорректный вопрос: почему вы не родили ребенка от любимого мужа?
- Так случилось, что надо было принимать решение. Я спросила Кима, а он сказал: «У меня уже пятеро детей. Мы старые родители, это не очень хорошо для ребенка, но это твой выбор». У меня тоже были сомнения. Беспокоил мой диагноз, в молодости мне пришлось пройти облучение. Итак, у каждого из нас были серьезные причины для сомнений. Потом я, конечно, жалела.
- Читала, что только русской жене Кима Филби удалось избавить его от пьянства.
- Меня раздражает (это не относится к нашему разговору), что в любой публикации, посвященной Киму, мусолится тема пьянства. Создается впечатление, что он больше ничего не делал в жизни. Мы прожили вместе 18 лет и через два года этой проблемы уже не существовало. Он много работал, у него были ученики.
…Начиналось все в 6 часов вечера - время дринка. Ким наливал в стакан немного коньяка, заменяя им дефицитный виски и на две трети разбавлял водой. Попивал не спеша, потом готовил вторую порцию. И этого было бы достаточно. Но если продолжал пить, то быстро пьянел и менялся на глазах. Но никогда не становился агрессивным, а просто ложился спать.
Каждое утро я просыпалась под звуки Би-би-си. Ким сидел перед приемником, свежевыбритый и улыбающийся, прихлебывая «русский чай» и говорил: «Чай лучше!» Как будто я спорила. Это был мой Ким.
- Наверное, он боялся, что вы можете уйти?
- Был забавный случай, когда зимой мы собирались на прогулку, исчез один сапог. Мистика какая-то. Мы растерянно шарили по углам, наконец, Ким хлопает себя по лбу, идет в кабинет и несет мой сапог. Испугался, что я уйду, и спрятал сапог.
На самом деле, я никогда не говорила, что уйду, да и понимала, что не смогу его оставить. Разумеется, я всеми способами пыталась его спасти: ведь он убивал себя.
Он никогда не давал обещаний, что бросит пить. Слушал молча, склонив голову, мои увещевания, но однажды, совершенно неожиданно, без всякого повода вдруг заявил: «Я боюсь тебя потерять и больше не буду пить». Разумеется, это было чудо. Свое слово он сдержал до конца.
Но традиция оставалась. В шесть часов он наливал свою порцию, потом вторую, отдавал мне бутылку и говорил с улыбкой: спрячь. Но в этом необходимость отпала. Бутылки стояли в баре.
- Михаил Любимов, ветеран разведки и друг вашей семьи, рассказывал мне, что Ким Филби был заядлым курильщиком, причем предпочитал крепкие советские сигареты без фильтра, хотя мог, наверное, позволить себе «Мальборо».
- «Дымок» и «Приму». Он говорил, что это настоящий табак, а какое-нибудь «Мальборо» – химия. Если ему попадалась сигарета с фильтром, он отрывал его демонстративно. Даже при бронхите хватался за сигарету. Пепельницы у нас стояли по всему дому.
Ким даже гордился своим сорокалетним стажем курильщика. Он не любил, когда его поучали, говорили о вреде курения особенно те, кто бросил курить.
- Наверное, приходилось мириться с разными запретами, ограничениями? Вы могли поехать отдохнуть за границу?
- Сначала за границу нас не пускали. Самолетом Ким никогда не летал. Самолет могли бы захватить и посадить в какой-то западной стране, где его сразу упрятали бы в тюрьму. Зато мы побывали на Кубе. На пассажирском теплоходе плыть не могли, нам специально подбирали сухогруз, который идет без остановок. Отправлялись из Ленинграда, возвращались в Одессу на сухогрузе, груженном грейпфрутами, апельсинами, бананами.
В поездках нас всегда сопровождали. Кстати, на Кубе нам дали очень приятного сопровождающего, но чаще было иначе. Ким в последний раз сказал: «Все, терпеть больше не могу! Лучше вообще не буду ездить!» В Болгарии с нами был человек, который не знал ни болгарского, ни английского.
- Но он здесь не бедствовал. Ему платили хорошую пенсию, окружали заботой.
- Ему было неловко. Однажды ему принесли за какую-то работу гонорар, Он упорно отказывался, говорил: «Отдайте в фонд вдов!» Куратор засмеялся: «У вас в семье есть своя вдова!» И Ким отдал эти деньги моей маме.
Он постоянно чувствовал угрызения совести, потому что сравнивал свое положение не с номенклатурой, а с бедными стариками и старухами, которых он встречал на улице. Считал, что он незаслуженно богат.
- Вы пользовались какими-то особыми благами?
- Порой мы не подозревали о существовании этих благ. В Болгарии я купила дубленку, и одна знакомая в Москве спросила: «Ты одеваешься в двухсотке?» Я даже не поняла, что она говорит о специальной секции ГУМа. Долгое время мы не знали, что нам полагались продуктовые заказы. Главное, то, что за нас решали какие-то проблемы, которые в то время не каждому были под силу: заказать гостиницу, достать билеты, устроить поездку. Всегда можно было о чем-то попросить, хотя мы этим не злоупотребляли.
- Руфина Ивановна, а каким ваш муж был в жизни?
- Очень хозяйственным. Когда другие люди везли из Чехословакии люстры, в нашем купе лежал целый набор эмалированных кастрюль и других принадлежностей для дома.
Ким был цельной натурой. Я не находила в нем недостатков. Он был сильным человеком и вместе с тем легко ранимым. Он не выносил одиночества и всегда трагически относился к моим выходам из дома. Я долго готовилась, чтобы сказать, что хочу пойти в театр или встретиться с подругами. «Ну, иди, если хочешь…» - говорил он с обреченным видом. А сам не любил ходить в гости. Больше всего ему нравилось дома. Откуда бы мы ни возвращались, он всегда повторял: «Дома лучше!»
- Ваши друзья знали, кто он?
- У меня много было друзей, но я только самым близким могла доверить эту тайну. Остался узкий круг. Кого-то я невольно обидела, с кем-то пришлось порвать отношения. Часто в гостях в самый разгар веселья мне приходилось спешить домой. И как-то я услышала вслед: «Вот выходят замуж за англичан, а потом исчезают по-английски».
- Можно сказать, что Ким Филби обрусел в Москве?
- Нет, нисколько. Не только в мелочах («русский чай» утром в семь часов, с лимоном и обязательно из стакана с подстаканником, английский – в пять часов, крепкий, как деготь, с молоком из старинной фарфоровой чашки). Я просто не могу его ни с кем сравнить. Он был особенный, не потому, что англичанин – они бывают очень разные.
Он был очень терпимым человеком и вместе с тем непримиримым. Однажды мы большой компанией путешествовали по Волге: мы с Кимом, его сын с женой и, естественно, куратор из КГБ, с дочкой. Собрались в нашей каюте, чтобы обсуждали маршрут, и я говорю что-то, обращаясь к куратору, а он сидит, листает журнал, не поднимая глаз. Ким вскакивает: «Кто груб с моей женой, тот грубит мне!» Надо было видеть его лицо. Он каждый раз вставал, когда в комнату входила женщина. Моей маме, которая жила с нами, даже становилось неловко.
- Скажите, Руфина Ивановна, а Ким не разочаровался в социализме?
- Ким верил в справедливое общество – в коммунизм и посвятил этому всю жизнь. А здесь его постигло разочарование. Он переживал до слез: «Почему старые люди так плохо живут? Ведь это они выиграли войну!»
- Может быть, он и пил по этой причине? Ведь и другие члены «кембриджской пятерки» искали забвения в спиртном.
- Ким говорил мне: «Я приехал, переполненный информацией, мне хотелось все отдать, но это было никому не нужно». Его алкоголизм был самоубийством. Он даже как-то сказал: «Это наиболее легкий способ свести счеты с жизнью».
Его настоящее имя Гарольд Адриан Рассел Филби. Он родился 1 января 1912 года в индийском городке Амбала, где провел первые четыре года своей жизни. Имя Ким в честь киплинговского героя дал ему отец Сент-Джон Филби.
Ким с ранних лет овладел хинди и арабским языками, а уже потом немецким, французским, испанским, турецким и русским. Он получил наиболее престижное в Англии образование.
Решающими для него стали поездки в европейские страны, прежде всего в Германию и Австрию, которая была залита кровью рабочих. Ким рассказывал впоследствии: "В моей родной Англии... я тоже видел людей, ищущих правды, борющихся за нее. Я мучительно искал средства быть полезным великому движению современности, имя которому - коммунизм. Олицетворением этих идей был Советский Союз, его героический народ, заложивший начало строительства нового мира. А форму этой борьбы я нашел в советской разведке. Я считал и продолжаю считать, что этой работой я служил и моему английскому народу".
Но еще до установления связи с советской разведкой Филби вернулся в Вену, где принял участие в работе МОПР (Международной организации помощи рабочим). Главной работой Кима было поддержание связи с коммунистами, нелегально проживавшими в Австрии, Венгрии и Чехословакии. Английский паспорт давал ему возможность беспрепятственного передвижения из страны в страну.
Однажды знакомая Филби по Австрии Эдит Тюдор Харт предложила познакомить его с "очень важным" человеком - им оказался Арнольд Дейч - Стефан Ланг. Дейч предложил ему, как вспоминал Филби, стать "агентом глубокого проникновения". Филби согласился. С этого времени, то есть с июня 1934 года, в оперативной переписке он значился как "Зёнхен" - "Сынок" (нем.).
Первое, что попросил его сделать Дейч, это прекратить всякие контакты с коммунистами и даже с сочувствующими. Второе - внимательно присмотреться к своим друзьям по Кембриджу с позиции их пригодности к разведывательной работе. Третье - с точки зрения решения разведывательных задач определить свою будущую карьеру.
В это время перед нелегальной разведывательной группой в Лондоне стояла долговременная задача: проникновение в английскую разведку Интеллидженс Сервис. Филби стал журналистом, памятуя о том, что английская разведка всегда проявляла интерес к людям этой профессии.
Университетский приятель Уайли познакомил Филби со своим другом Тэлботом, редактировавшим "Англо-русскую торговую газету". Но газета постепенно умирала, и Тэлбот задумал новое издание - "Англо-германскую торговую газету", для чего ему понадобился новый редактор. Им и стал Ким Филби.
В 1936 году газета была закрыта. Филби был направлен в Испанию, где в это время развернулась Гражданская война. Филби поехал в качестве "свободного" журналиста.
Вернувшись в Лондон, Филби привез большую "испанскую" статью. Отец посоветовал "начинать с самого верха" и отнести ее в "Таймс". Ему повезло. "Таймс" в это время остался без корреспондента в Испании, и Киму, после ознакомления со статьей, предложили место постоянного корреспондента в Испании. Это был громадный шаг вперед. Стать сотрудником такой газеты - об этом можно было только мечтать!В мае 1937 года Филби по командировке газеты и с благословения Дейча снова выехал в Испанию. Он заручился рекомендательными письмами германского посольства в Англии, где его знали как человека, "сочувствующего" нацистам. Свою информацию для разведки он передавал А.М. Орлову, в то время советскому резиденту в республиканской Испании.
Вскоре началась Вторая мировая война, и он был назначен главным военным корреспондентом при штабе английских войск. После падения Франции и возвращения в Лондон английская разведка сама вышла на Кима Филби. Правда, Гай Бёрджес, который в это время уже был ее сотрудником и порекомендовал Филби как достойного кандидата. Он был зачислен преподавателем в разведывательно-диверсионную школу секции "D", но вскоре понял, что так же далек от секретов СИС, как и будучи корреспондентом "Таймс".
Филби стремился к оперативной работе. В этом ему помог друг его отца Валентин Вивиан, заместитель директора СИС по внешней контрразведке. Он способствовал его устройству на должность руководителя испанского сектора в СИС, который вел контрразведывательную работу в Испании, Португалии и частично во французских североафриканских владениях в плане борьбы с проникновением в Англию иностранных разведок с этих территорий.
Он получил доступ к нужной для советской разведки информации, в том числе к дешифрованным телеграммам германского абвера. Тогда же он добыл первую информацию о попытках установления контактов между британской разведкой и Канарисом. Уже позднее, в 1941 году, ему станет известно о сепаратных переговорах англо-американцев с немцами.
Добросовестность, трудолюбие и аналитические способности Филби способствовали его продвижению. К тому же он пользовался всеобщим уважением. Среди его сослуживцев и приятелей были Ян Флеминг и Грэм Грин, с которым Филби сохранял дружеские отношения до конца дней.
В августе 1943 года Филби получил повышение. Теперь ему поручили руководство несколькими направлениями: отделением, обслуживающим Пиренейский полуостров, отделением, ведущим разработку (с контрразведывательной точки зрения) немецкой разведки на территории Германии, Польши, Чехословакии, поддержанием связи с польской контрразведкой эмигрантского правительства в Лондоне. Кроме того, он отвечал за контрразведывательное обеспечение всех военных операций союзников, проводимых Эйзенхауэром, и поддержание связи между контрразведывательным отделом СИС и МИД Англии.
В ноябре 1944 года Филби стал начальником 9-го отдела (секции) "по борьбе с коммунизмом".
Однако в Центре в 1942 году возникло недоверие к Филби и всей "пятерке". Всю поступавшую от них информацию было решено рассматривать не иначе, как дезинформацию. Основания? Во-первых, среди тех, кто с самого начала работал с ними, был "иностранный шпион" Малли и невозвращенец Орлов. Во-вторых, в 1942 году Филби не дал никаких материалов, характеризующих деятельность СИС в СССР, то есть "подозрительно преуменьшал работу английской разведки против нас". Такое же отношение к "пятерке" оставалось и в 1943 году (и это несмотря на то что именно от нее поступила информация о предстоящем немецком наступлении на Курской дуге!).
Однако глубокий анализ переданных Филби и другими членами "пятерки" в 1944-1945 годах материалов полностью исключили предположение о дезинформации. Отношение к нему и к его группе коренным образом изменилось.
К сожалению, всплеск недоверия имел место вторично, в 1948 году.
Ким Филби достиг цели, поставленной ему советской разведкой в самом начале его разведывательной деятельности: он стал не только сотрудником английской разведки, но и одним из ее руководящих работников.
В августе 1945 года Филби был на грани провала: Константин Волков, советский вице-консул в Стамбуле, обратился в английское консульство с просьбой предоставить ему и его жене политическое убежище, обещая сообщить имена трех советских агентов, работающих в МИД Англии, и одного начальника контрразведывательной службы в Лондоне. Волкова успели отозвать в Москву.
В 1947 году руководство английской разведки назначило Филби резидентом в Стамбуле. Практика загранработы была необходима для его дальнейшего продвижения по службе. Стамбул в это время был главной южной базой, откуда велась разведывательная работа против СССР и социалистических стран, расположенных на Балканах и в Восточной Европе.
Дела в Турции пошли успешно, и в 1949 году Филби получил повышение - был назначен представителем английской разведки при ЦРУ и ФБР в Вашингтоне (по значению должность приравнивалась к должности заместителя начальника СИС): сотрудничество ЦРУ и СИС становилось более тесным. Филби был в курсе всех дел, которые велись против советской разведки. В дополнение к этому он поддерживал связь с канадской службой безопасности. Но главной его задачей была работа с ЦРУ. Оно интересовало как английскую, так и советскую разведки.
В 1951 году англичане стали подозревать в работе на советскую разведку заведующего отделом Форин Оффиса Дональда Маклейна и его коллегу Гая Бёрджеса. Филби немедленно сообщил об этом в Москву. Оба они были нелегально вывезены в Советский Союз. Но подозрение пало и на Филби: было известно, что он дружил с обоими еще в Кембридже.
Никаких прямых улик против него не было, поэтому назначили служебное расследование. После нескольких допросов Филби предложили подать в отставку. Ему надо было на что-то жить, и он занялся журналистикой.
В 1955 году после публикации "Белой книги" о деле Бёрджеса - Маклейна в парламенте разразился оглушительный скандал о "третьем человеке" - Киме Филби. Филби выстоял в этой борьбе, сыграл роль человека, возмущенного клеветой.
В 1956 году по предложению респектабельного еженедельника "Обзервер" он выехал в Бейрут, не теряя контактов с СИС.
Но в конце 1961 года СИС получило через американцев (от одного из предателей) новые данные, на основании которых сделало выводы о причастности Кима Филби к разведывательной сети русских. Накануне нового, 1963 года и в дни новогодних праздников ситуация стала критической. 23 января 1963 года он исчез из Бейрута, а затем объявился в Москве.
Здесь начался заключительный этап его жизни. Ким женился в третий раз, на русской женщине Руфине Пуховой. Появились дети, внуки. Филби занимался научной и преподавательской деятельностью, литературным трудом, проводил занятия с разведчиками. Он написал мемуары, изданные в 1988 году в Лондоне с предисловием Грэма Грина.
В 1988 году Ким Филби скончался, похоронен он в Москве.
Когда в 1978 году были обнародованы сведения об истинной роли Филби, один из ответственных сотрудников ЦРУ заявил: "Это привело к тому, что все чрезвычайно обширные усилия западных разведок в период с 1944 по 1951 год были безрезультатными. Было бы лучше, если бы мы вообще ничего не делали".
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.zvezdi-oriona.ru/
Разведка и контрразведка) Генштаба французской армии сведения о "пятой колонне" профашистски настроенных генералов и высших офицеров. В результате успешной операции советской разведки накануне "Мюнхенского сговора" последовала их дискредитация и увольнение из французской армии. В Лондоне член знаменитой "кембриджской пятёрки" Дональд Маклейн, работавший в британском министерстве иностранных дел...
Константин Симонов, Грэм Грин, Уолтер Кронкайт, мать Тереза и др., постоянно имеет высокий рейтинг. Писатель, драматург, публицист, тележурналист, видный общественный деятель, политолог, наконец, гражданин, Генрих Авиэзерович Боровик - одна из самых ярких фигур литературной и общественной жизни современной России. Имя его известно во многих странах. И уж конечно - во всех странах СНГ. Г.А. ...
Агентурной разведки, организует и проводит тайные операции, осуществляет контрразведывательное обеспечение агентурной деятельности, занимается борьбой с терроризмом и наркотиками. В структуру директората входят: управление внешней разведки, руководит деятельностью опе-ративных отделов, которые делятся на две группы: Географические отделы: отдел по бывшему Советскому Союзу и Восточной...
40-50-е годы в его душе уже зрел конфликт, который со временем приведет Фадеева к самоубийству. Таким образом, летом 1947 г. в связи с началом «холодной войны» советские пропагандисты начали активно внедрять в общественное сознание образ внешнего врага в лице США, Великобритании, Запада в целом, а также начали поиск людей, которые могли бы олицетворять образ внутреннего врага. 2.4 Второй этап...
