Электрические явления в клеточной энергетике. Эдвард П. Митчелл. Прозрачный человек Перевод с английского Елены Пучковой

Транскрипция с английского Mitchel. Фамилия Фамилия, распространённая в Шотландии, северной и юго западной Англии, а также в Ирландии. Восходит к древнеанглийскому micel (произносится идентично с палатализованным «C», то есть «Ч») и означает… … Википедия

- (Mitchell) Маргарет (1900 49), американская писательница. Долговечный бестселлер, роман Унесенные ветром (1936) история любви поединка и выживания в обстановке социально гражданских потрясений и торжества меркантилизма женщины с сильной и богатой … Современная энциклопедия

Наиболее высокая вершина Аппалачей в Сев. Америке. Высота 2037 м … Большой Энциклопедический словарь

Сущ., кол во синонимов: 1 вершина (213) Словарь синонимов ASIS. В.Н. Тришин. 2013 … Словарь синонимов

Шармба Митчелл Общая информация Полное имя: Шармба Дэвид Митчелл (англ. Sharmba David Mitchell) Прозвище: Маленький большой человек (англ. Little Big Man) Гражданство … Википедия

Маргарат Митчелл Margaret Munnerlyn Mitchell Маргарет Митчелл, 1941 год Дата рождения: 8 ноября 1900 года … Википедия

Рада Митчелл Radha Mitchell Рада Митчелл в фильме Сайлент Хилл Имя при рождении: Рада Рани Эмбер Индиго Энунда Митчелл Дата рождения … Википедия

- (Mitchell) Маргарет (1900, Атланта, штат Джорджия – 1949, там же), американская писательница. Выросла в богатой семье южан, взгляды матери феминистки (которые унаследовала дочь) шли вразрез с консерватизмом отца, юриста и президента исторического … Литературная энциклопедия

Горная вершина в Голубом хребте (США). Выс. 2037 м – высшая точка Аппалачей, расположена в юго зап. части поднятия. Относится к типу остаточных гор. Сложена кварцитами. Сформирована в пассивном тектоническом блоке. Рельеф г. Митчелл типичен для… … Географическая энциклопедия

Питер Деннис Митчелл (англ. Peter Dennis Mitchell; 29 сентября 1920, Митчем, Суррей 10 апреля 1992, Бодмин, Корнуолл) английский биохимик, лауреат Нобелевской премии по химии (1978). Биография Питер Митчелл получил образование в Кембриджском… … Википедия

Книги

• Унесенные ветром Том 1 , Митчелл М.. Согласно легенде, создание романа «Унесенные ветром» началось с того, что Маргарет Митчелл написала главную разу последней главы: «Ни одного из любимых ею мужчин C карлетт так и не смогла…
• Унесенные ветром. Том 2 , Митчелл М.. Согласно легенде создание романа "Унесенные ветром" началось с того, как Маргарет Митчелл написала главную фразу последней главы:" Ни одного из любимых ею мужчин Скарлетт так и не смогла…

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с

жесткого диска после прочтения. Спасибо.

П.Т. Мичел

МИСТЕР БЛЭК: История миллиардера агента ВМС США

Серия «В тени #1»

Оригинальное название: Mister Black (In the Shadows #1) P.T. Michelle

«Мистер Блэк», серия «В тени» часть 1, П.Т. Мичел

Переводчик: Светлана К.

Сверщик: Mistress

Редактор: Люся А.

Вычитка: Matreshka

Оформление и обложка: Mistress

Переведено для группы: https://vk.com/bellaurora_pepperwinters

(в книге присутствует нецензурная лексика и сцены сексуального характера)

на переводчиков и группу ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

Мы все в своей жизни встречаем кого-то, с кем пересекаются наши пути,

основательно изменяя нас самих. Это могут быть личности, которые проносятся

через нашу жизнь, оставив отпечаток в нашей душе. Они врезаются в наши мысли,

в наши сердца и в решения, которые мы принимаем. Душа разбита или наоборот,

появляется мечта, в зависимости, как посмотреть на это.

Моя личность - мистер Блэк.

Я не знала его настоящего имени, когда впервые встретилась с ним.

Я вообще ничего не знала о нем, но впечатление, которое он оставил после

себя, было настолько мощным, как и имя, которым я называю его сегодня.

Он Блэк: беспощадный телохранитель и виртуозный соблазнитель.

Я Рэд: борец за справедливость и добровольный участник.

Вместе мы страсть. Цвета, столкнувшиеся в жизнях друг друга.

И когда наши секреты сливаются воедино при страстной встречи, может,

стоит выйти из тени для того, чтобы просто рискнуть?

* Black – Блэк – черный, Red – Рэд, красная, рыжая.

Современный романтический триллер, предназначенный для читателей

Я ненавижу его. Я ненавижу его, я ненавижу их обоих, - слова со свистом

вырываются из моего рта, пока я очень быстро иду через неумолимый, холодный

проливной дождь. Вода хлюпает внутри моих дырявых теннисных туфель с каждым

шлепающим ударом о тротуар, на котором разбросан мусор. Я понятия не имею, как

далеко убежала. Пара миль? Десять? Казалось вечность. Автомобиль проезжает

мимо, колеса поднимают брызги воды. Я едва удостаиваю его взглядом. Делаю

короткий вдох, неистово часто и тяжело дышу, я не могу расправить свою грудь от

того, что сжимает мне сердце. Мучительные и бесконечные образы маленькой

Амелии с пухлыми щечками, окаймленными светлыми волосами и шоколадного

цвета глазами, мерцают в моей голове.

Она была такой спокойно. Сейчас ее уже нет. Все из-за своей невинности и

любопытства.

Нет, из-за бесхребетности и безразличия.

Я никогда не услышу от нее «Талия» снова или не почувствую ее любящих

объятий, крепко сжимающих меня, когда поднимаю ее на руки. Я снова начинаю

задыхаться.

Отвращение поднимается в моем животе.

Я спотыкаюсь, потому что мои ноги дрожат.

Прежде чем они полностью откажут двигаться, я перехожу к быстрой ходьбе,

затем к бегу, обхватывая руками свое дрожащее тело. Свет от задних фар автомобиля

исчезает вдалеке, а холодный дождь швыряет волосы, выбившиеся из моей косы, на

лицо. Приветствуя шквал ветра, я срываю резинку с кончиков моих волос, расплетаю

толстую косу пальцами, высвобождая свои рыжие локоны.

Час назад, я бы бросилась в свое личное убежище, как всегда и делала, когда

мне было необходимо успокоиться или подумать. Пожарная лестница возле моего

окна не помогла успокоить мои разорванные в клочья чувства, но помогла спасти

жизнь. Я не смогла спуститься вниз достаточно быстро. И теперь стою здесь, под

ледяным дождем, без пальто. Не очень умный ход для кого-то, кто уже не планирует

Механизм создания АТФ оставался загадкой долгие годы, пока не обнаружилось, что данный процесс по сути своей является электрическим. В обоих случаях: и для дыхательной цепи (набора белков, которые осуществляют окисление субстратов кислородом) и для аналогичного фотосинтетического каскада, — генерируется ток протонов через мембрану, в которую погружены белки. Токи обеспечивают энергией синтез АТФ, а также служат источником энергии для некоторых видов работы. В современной биоэнергетике принято считать АТФ и протонный ток (точнее, протонный потенциал) альтернативными и взаимно конвертируемыми энергетическими валютами. Некоторые функции оплачиваются одной валютой, другие - второй.

К середине XX в. биохимики точно знали, что в бактериях и митохондриях электроны переходят от восстанавливаемых субстратов к кислороду через каскад электронных переносчиков, называемых дыхательной цепочкой. Загадка была в том, каким способом сопряжены перенос электрона и синтез АТФ. На протяжении 10 с лишним лет надежда открыть секрет вспыхивала и вновь угасала. Решающую роль сыграло не преодоление технических трудностей, а концептуальная разработка. Сопряжение оказалось в принципе не химическим, а электрическим. В 1961 г. английский ученый П. Митчелл опубликовал в журнале «Nature» радикальную идею для разрешения биохимической загадки века: хемиосмотическую гипотезу. Идея Митчелла была поистине революционной сменой парадигм, трансформацией концептуальной основы и поначалу вызывала бурные споры.

В 1966 г. Митчелл пишет свою первую книгу «Хемиосмотическое сопряжение в окислительном и фотосинтетическом фосфорилировании». В том же году российские ученые, биофизик Е. Либерман и биохимик В. Скулачев, придумали, как экспериментально подтвердить правоту Митчелла. С помощью синтетических ионов, проникающих через биологическую мембрану, они показали, что дыхание и фосфорилирование, действительно, связаны через протонный потенциал. Еще один серьезный шаг в поддержку Митчелла сделали биофизики биофака МГУ А. Булычев, В. Андрианов, Г. Курелла и Ф. Литвин. Используя микроэлектроды, они зарегистрировали образование трансмембранной разности электрических потенциалов при освещении крупных хлоропластов.

Еще несколько лет споров и дотошных проверок в разных лабораториях по всему свету — и идеи Митчелла, наконец, были признаны. Он был принят в Королевское общество Великобритании (и соответственно, стал сэром), получил множество престижных международных наград, а в 1978 г. был удостоен Нобелевской премии, которая, вопреки традициям, на сей раз была вручена не за открытие нового явления, а за догадку о его существовании.

Цепь переноса электрона оказалась не просто связана с мембраной, но вплетена в нее таким образом, что при движении электрона от субстрата к кислороду протоны перемещаются с внутренней поверхности наружу. Мембрана образует замкнутый пузырек, который плохо пропускает протоны, поэтому в результате «выкачивания» протонов генерируется разность потенциалов через мембрану: электрическая отрицательность внутри. Одновременно увеличивается рН: защелачивается среда внутри пузырька. Протоны снаружи оказываются под гораздо более высоким электрохимическим потенциалом, чем внутри, как бы под «давлением» со стороны и электрического потенциала и градиента рН, которые толкают протоны обратно через мембрану внутрь пузырька. Живая клетка использует энергию таких протонов для совершения разных видов работы.

Поразительные успехи рентгеноструктурного анализа белков позволили увидеть полные пространственные структуры отдельных белковых комплексов, входящих в состав дыхательной цепи. Белки цепи переноса электронов, локализованные в мембранах митохондрий, способны менять свой спектр поглощения, получая и отдавая электроны. Микроспектральные методы позволяют проследить последовательность передачи электронов по цепочке белков и выяснить, в каких именно местах часть свободной энергии электронов используется для синтеза АТФ.

Согласно идее Митчелла, для синтеза АТФ из АДФ и фосфата в мембранах митохондрий используется электрическая энергия. Следовательно, если снять разность потенциалов через мембрану, можно предположить, что синтез прекратится. Именно такой эффект был продемонстрирован в ходе экспериментов на искусственных мембранах с использованием специально синтезированных ионов, резко повышающих проводимость мембран для протонов.

Одни из первых экспериментальных доказательств верности гипотезы Митчелла были получены в нашей стране под руководством Е.А. Либермана и В.П. Скулачева. В качестве индикаторов изменений электрического поля на мембране были использованы синтетические ионы, отличающиеся по своей природе и знаку заряда, но сходные в одном: все они легко проникали через фосфолипидную пленку. После многих попыток сложилась следующая изящная экспериментальная модель.

Каплю фосфолипидов, растворенных в органическом растворителе, подносят к небольшому отверстию в тефлоновой пластинке, и оно мгновенно закрывается плоской бимолекулярной пленкой — искусственной мембраной. Тефлоновую пластинку с искусственной мембраной погружают в сосуд с электролитом, разделяя его на два отсека со своим измерительным электродом в каждом. Остается встроить в искусственную мембрану белок, способный генерировать электричество, а в электролит добавить проникающие ионы. Тогда работа белкового генератора, изменяющего разность потенциалов на мембране, приведет к перемещению проникающих ионов через фосфолипидную пленку, что и будет зарегистрировано в виде изменения разности потенциалов между отсеками.

Еще более убедительная экспериментальная модель, позволяющая проводить прямые измерения электрического тока, генерируемого клеточными органеллами и отдельными белками, была разработана и успешно использована Л.А. Драчевым, А.А. Кауленом и В.П. Скулачевым. Частицы, генерирующие электрический ток (митохондрии, хроматофоры бактерий или липидные пузырьки с встроенными в них индивидуальными белками), заставляли слипаться с плоской искусственной мембраной. После этого протонный ток, созданный молекулами-генераторами в ответ на вспышку света или добавление соответствующих химических субстратов, обнаруживался напрямую измерительными электродами по обе стороны искусственной мембраны.

В 1973 г. У. Стокениус и Д. Остерхельт из США открыли необычный светочувствительный белок в мембранах фиолетовых бактерий, обитающих в соленых озерах Калифорнийских пустынь. Этот белок, подобно зрительному пигменту глаза животных - родопсину, — содержал производное витамина А - ретиналь, за что и был назван бактериородопсином. Американские ученые Рэкер и Стокениус изящно продемонтрировали участие бактериородопсина в энергетическом сопряжении. Объединив в модельной фосфолипидной мембране только что открытый светочувствительный белок фиолетовых бактерий с АТФ-синтазой, они получили молекулярный ансамбль, способный синтезировать АТФ при включении света.

В конце 1973 г. академик Ю.А. Овчинников организовал проект «Родопсин» для сравнительного исследования животного и бактериального светочувствительных пигментов. В рамках проекта в лаборатории В.П. Скулачева в МГУ в модельных экспериментах на искусственных мембранах было доказано, что бактериородопсин - белковый генератор электрического тока. Встроенный в искусственную фосфолипидную пленку бактериородопсин направленно транспортировал протоны в ответ на вспышку света. Величина фотопотенциала на мембране превышала 0,3 В, что заведомо достаточно для энергетического обеспечения синтеза АТФ.

Бактериородопсин оказался на редкость стабильным электрическим генератором: он продолжал работать при нагревании до 100 о С и даже в 0,1 N кислоте. В ходе опытов с бактериородопсином электрическая часть хемиосмотической гипотезы получила свое окончательное подтверждение.

После множества придирчивых проверок теория П. Митчелла была признана абсолютно корректной, и ее рамки были расширены далеко за пределы сопряжения в цепях переноса электрона с синтезом АТФ. Ученому с самого начала было ясно, что циркуляция протонов может поддерживать множество видов работы при посредстве мембранных белков.

Представим себе, например, белок, транспортирующий субстрат S. Если у белка есть два функциональных места, одно для S, другое для протона, так что поток S сопряжен с потоком протона, до движущая сила для протона оказывается приложенной и к S. Тогда транспорт протона будет не только облегчать перенос S через мембрану, но и действовать как насос, аккумулирующий субстрат внутри пузырька.

У живой клетки есть не только молекулярные генераторы и насосы, но и молекулярные «моторы». Эволюция создала несколько классов белков, способных преобразовывать химическую энергию в механическое усилие. Одни из них используют в качестве топлива гидролиз нуклеотидов, другие - непосредственно ионные градиенты. Есть шаговые белковые моторы, а есть роторные.

Последнее время проблемой преобразования химической энергии в механическую работу активно занялись компьютерные биологи. Они разработали математические модели, описывающие на формальном языке разные типы молекулярных моторов. Принципиальной трудностью, которую им пришлось преодолеть, оказалась невозможность использовать подходы, разработанные ранее для макроскопических моторов, поскольку на работу молекулярных моторов сильное воздействие оказывают термические флуктуации. По этой причине теоретики окрестили белковые моторы «Броуновскими машинами». Тем не менее, в 90-х г.г. XX столетия были разработаны алгоритмы, которые позволили создать ряд имитационных моделей, в частности, мотора бактериального жгутика, механического усилия полимеризующегося волокна, вращающегося мотора АТФ-синтазы.

Главный вывод, к которому пришли исследователи: работа молекулярных моторов вряд ли основана на новых физических или химических принципах, однако, похоже, что для каждого типа белковых моторов придется создавать свое теоретическое описание.

У электрической энергетики живой клетки есть еще одно очень важное свойство. При хемиосмотическом сопряжении энергии и работы не требуется прямого контакта между специфическим белком, создающим разность потенциалов через мембрану, и белком, совершающим какой-то вид работы: поток ионов или метаболитов обеспечит сопряжение двух векторных реакций на расстоянии при условии, что они соответствующим образом ориентированы в одной и той же мембране. Данное свойство успешно используется живыми клетками в митохондриальных сетях, работающих как электрические кабели. Учеными под руководством В.П. Скулачева митохондриальные сети были выявлены у разных типов клеток и исследованы с помощью современных методов электронной микроскопии, прижизненных флуоресцентных зондов, лазерной микрохирургии.

Более того, оказалось, что принцип Митчелла используется группами живых клеток для сопряжения производства энергии одной клеткой с совершением работы в соседней. Необходимое условие такой кооперации - наличие между клетками каналов, пропускающих значительные потоки ионов и метаболитов без утечек во внешнюю среду (см. ст. «Тайны нейроспоры», «В мире науки», №9, 2004 г.).

Поздним вечером 6 ноября 1879 года, примерно в четверть двенадцатого, я торопливо свернул чуть выше старого водохранилища на Пятую авеню с одной из пересекающих её улиц и врезался в кого-то, кто двигался мне навстречу.

Во мраке ночи я не мог рассмотреть человека, с которым имел честь столкнуться. Однако привычка к быстрому осмыслению ситуации и логическое мышление, основанное на индуктивном методе, помогли мне сделать кое-какие выводы относительно этого джентльмена ещё до того, как я оправился от неожиданного столкновения.

Вот некоторые из них.

Он тяжелее, чем я, и крепче держится на ногах, но ниже меня ровно на три с половиной дюйма. Я также отметил его цилиндр, плащ или пальто из плотной шерстяной ткани и резиновые боты или галоши. Лет ему примерно тридцать пять, родился он в Америке, а учился в одном из университетов Германии – в Гейдельберге или Фрайбурге. По характеру – вспыльчивый, но внимательный и учтивый в общении с другими людьми. Однако он не в ладу с обществом: видимо, есть в его жизни или в том, ради чего он в такой час куда-то направлялся, что-то, что ему хотелось бы скрыть.

Как я всё это узнал, не имея возможности разглядеть его в темноте и услышав из его уст лишь одно короткое слово? Хорошо, объясню. Он тяжелее и устойчивее меня, потому что не он, а я отлетел в сторону. Он ниже меня на три с половиной дюйма, потому что кончик моего носа всё ещё покалывало после соприкосновения с острым краем твёрдого каркаса полей его цилиндра. Невольно подняв руку, я слегка задел плащ незнакомца, ощутив фактуру ткани. А бесшумная поступь этого джентльмена говорила о том, что он был в резиновой обуви. Обладая тонким слухом, определить возраст человека по интонациям голоса ничуть не сложнее, чем внимательно вглядываясь в черты лица. Когда мы столкнулись, раздражённый моей неуклюжестью, он в сердцах пробормотал: «Бык!» – что в такой ситуации мог сказать только немец. Но то, как он произносил гортанные звуки, подсказало мне, что незнакомец – не американский немец, а выходец из Америки, долго живший в Германии, и что образование он получил к югу от Майна. Кроме того, даже в гневе он проявил себя как джентльмен и человек культурный. То, что он никуда не спешил, но по каким-то причинам хотел сохранить инкогнито, я понял, когда незнакомец, выслушав мои вежливые извинения, наклонился, чтобы поднять зонтик, который я уронил при столкновении, и той же бесшумной походкой продолжил свой путь.

Я решил по возможности проверить правильность этих моих умозаключений, а потому вернулся назад и по той же улице, по какой пришёл, направился вслед за незнакомцем в обратную сторону, к горящему в отдалении фонарю. Нас разделяло секунд пять, не больше. Никаких переулков, куда бы он мог свернуть, по дороге не было. Ни одна дверь ни в одном доме не открылась и не закрылась. И тем не менее, дойдя до освещённого газовым фонарём места, я никого впереди себя не увидел – ни незнакомца, ни даже его тени.

Так быстро, как только мог, я поспешил к следующему фонарю и, остановившись, прислушался. Вокруг определённо не было ни души. Желтоватый свет фонаря выхватывал из темноты лишь небольшой участок улицы. Лучше всего были освещены ступени и дверной проём респектабельного здания из коричневого песчаника, я мог даже различить позолоченные фигуры над входом. Этот дом был мне прекрасно знаком. Стоя в растерянности под фонарём, я вдруг уловил лёгкий шорох на ступенях и щёлканье ключа в замке. Парадная дверь медленно отворилась, затем закрылась с громким хлопком, гулкое эхо которого прокатилось по пустынной улице. И тут же я услышал, как открылась и закрылась внутренняя дверь. Из дома никто не вышел. Но и в дом, если моё зрение меня не подводило, никто не вошёл, в чём я не имел причин сомневаться, поскольку освещённая парадная дверь находилась на расстоянии десяти футов от меня и была хорошо видна.

Понимая, что при таких скудных исходных данных применить индуктивный метод не удастся, я долго стоял, пытаясь найти хоть какой-то смысл в этом странном происшествии. Необъяснимость случившегося была по-настоящему пугающей. Поэтому я испытал облегчение, когда услышал громкие шаги на противоположной стороне улицы, но, обернувшись, увидел лишь полицейского – поигрывая дубинкой, он с грозным видом наблюдал за мной.

Как я уже говорил, дом цвета тёмного шоколада, тот самый дом, парадная дверь которого в полночь открылась и закрылась сама по себе, без чьего-либо вмешательства, был мне хорошо знаком. Я покинул его не более десяти минут назад, проведя вечер с моим другом Блиссом и дочерью Блисса Пандорой. На каждом этаже этого дома располагалась только одна квартира. После возвращения из-за границы, то есть уже более года, второй этаж занимал Блисс. Я уважал Блисса за добросердечность, но его абсолютная неспособность к логическому и научному мышлению вызывала у меня глубокое сожаление. А Пандору я просто обожал.

Постарайтесь понять: моё восхищение Пандорой Блисс было без какой-либо надежды на взаимность, с чем я давно уже свыкся. В нашем кругу существовал негласный уговор с уважением относиться к особому положению этой молодой леди, ибо её романтический опыт был связан с трагическими событиями. Мы обожали Пандору ненавязчиво, без пылких ухаживаний – ровно настолько, чтобы дать ей почувствовать себя желанной, но при этом не ранить её страдающее одинокое сердце. Со своей стороны, и Пандора отвечала нам тем же, ведя себя очень деликатно. Будучи женщиной, она, конечно же, кокетничала с нами, но никогда не позволяла себе откровенно томных вздохов, неизменно контролируя ситуацию, чтобы сразу прекратить безобидный флирт всякий раз, как ею овладевали печальные и столь дорогие её сердцу воспоминания.

Поначалу мы старались убедить Пандору, что она не должна растрачивать свою молодость и красоту впустую, что пора уже перевернуть прочитанные страницы прошлого, чтобы начать жить в настоящем. Но после того как однажды она твёрдо сказала, что для неё это невозможно, мы перестали приставать к ней с подобными разговорами.

Подробности трагедии, случившейся с мисс Пандорой в Европе, нам не были известны. По всей видимости, за границей она влюбилась, но не придавала этому особого значения и вела себя легкомысленно. А потом её возлюбленный исчез, оставив её в неведении относительно его участи, и она горько раскаивалась в своём капризном поведении. От Блисса я узнал некоторые разрозненные факты, но слишком мало, чтобы восстановить историю Пандоры во всей полноте. Оснований полагать, что её возлюбленный покончил жизнь самоубийством, не было. Звали его Флэк. Он занимался научными исследованиями. Блисс считал его глупцом. Как и Пандору, которая лишала себя нормальной жизни, постоянно печалясь о нём. Впрочем, по мнению Блисса, все учёные в той или иной степени глупы.

В День благодарения, в четвёртый четверг ноября, я обедал у Блиссов и ближе к вечеру решил удивить компанию рассказом о таинственном происшествии той ночи, когда столкнулся с незнакомцем. Однако моя история не произвела должного впечатления. Двое или трое из наиболее одиозных гостей обменялись скептическими взглядами. Пандора в этот день была необычайно грустной и слушала меня с кажущимся безразличием. Её отец, патологически не способный воспринимать что-либо, кроме банальностей, откровенно рассмеялся, а потом и вовсе выразил недоверие мне как очевидцу.

Я уже и сам начал сомневаться, что действительно видел чудо, но всё же был слегка уязвлён, а потому извинился и ушёл пораньше. Пандора проводила меня к выходу.

– Ваша странная история весьма интересна, – сказала она. – Я тоже могла бы сообщить вам кое-что о происшествиях в нашем доме и поблизости от него – так, разные удивительные случаи, которые, думаю, заинтриговали бы вас. Мрак этой тайны постепенно рассеивается. Печальное прошлое проливает свет на сегодняшний день. Но… не будем торопиться. Ради меня попробуйте во всём разобраться.

Горестно вздохнув, Пандора пожелала мне спокойной ночи. И тут, как показалось, мой чуткий слух уловил ещё один вздох, более глубокий и слишком отчётливый, чтобы принять его за эхо. Я направился вниз по лестнице, но не прошёл и дюжины ступенек, когда вдруг почувствовал, что сзади мне на плечо легла тяжёлая рука. Первой моей мыслью было, что это Блисс догнал меня, чтобы извиниться за свою грубость. Я обернулся, желая продемонстрировать в ответ дружеское расположение. И никого не увидел.

Однако снова ощутил чьё-то прикосновение – на сей раз кто-то дотронулся до моей руки. Я невольно вздрогнул, понимая, что логика и индуктивный метод в данном случае бесполезны.

А этот «кто-то» потянул меня за рукав пальто, как бы приглашая подняться наверх. Подчинившись, я сделал пару шагов, и хватка невидимой руки ослабла. Но стоило мне приостановиться, как молчаливое приглашение повторилось с настойчивостью, не оставлявшей сомнений в том, что от меня требовалось.

Мы стали подниматься по лестнице вместе: кто-то, направлявший меня, шёл впереди, а я следом. Абсолютно немыслимая ситуация! Всё вокруг заливал яркий свет. Мои глаза неопровержимо свидетельствовали, что на лестнице никого, кроме меня, нет. Я зажмурился. Если это иллюзия, то она совершенна. Ступенькой выше скрипела лестница под чьими-то лёгкими шагами, которые я отчётливо слышал, кто-то шёл в унисон со мной, я даже улавливал ритмичное дыхание моего проводника и спутника. Протянув руку, я коснулся пальцами его плаща из плотной шерстяной ткани с шёлковой подкладкой.

И тут же открыл глаза. Они подтвердили, что рядом со мной никого нет.

Итак, я столкнулся с серьёзной проблемой: каким из моих органов чувств можно доверять? То ли зрение меня обманывает, а слух и осязание дают верную информацию, то ли, наоборот, уши и пальцы лгут, а глаза говорят правду? Как определить, что истинно, а что ложно, когда чувства противоречат друг другу? Кто может в этом разобраться? Мозг? Разум склонялся к тому, чтобы признать правоту слуха и осязания, хотя зрение, на которое я привык полагаться, это и отрицало.

Мы поднялись на последний этаж. Дверь квартиры открылась как бы сама собой. Портьера у входа без чьей-либо видимой помощи сдвинулась в сторону и оставалась в таком положении, пока я не вошёл. Судя по обстановке внутри, хозяин этих апартаментов обладал хорошим вкусом и имел склонность к наукам. В камине горели дрова. Стены были заставлены книжными полками и увешаны картинами. Большие удобные кресла выглядели очень гостеприимно. Ничего загадочного, ничего потустороннего, всё было приспособлено для обитания существа из плоти и крови.

К тому моменту я уже избавился от последних смутных подозрений, убеждавших меня, что за всем этим кроется нечто сверхъестественное. То, что пока казалось необъяснимым, наверняка можно было объяснить. Для разгадки мне недоставало только ключа. Мой незримый спутник явно демонстрировал дружеское расположение. Поэтому я сумел совершенно спокойно наблюдать за самопроизвольным движением некоторых предметов мебели и интерьера.

Сначала большое мягкое турецкое кресло, стоявшее в углу, переместилось поближе к камину. Потом из другого угла выплыло кресло с высокой квадратной спинкой, в стиле королевы Анны, и расположилось напротив первого. Небольшой столик на трёх ножках приподнялся на несколько дюймов над полом и занял место между креслами. Толстый том среднего формата спланировал с книжной полки на стол, плавно пролетев по воздуху на высоте трёх или четырёх футов. Изящно расписанная фарфоровая трубка соскользнула с крючка на стене и присоединилась к книге. За ней последовала коробка с табаком, соскочившая с каминной полки. А затем распахнулась дверь кабинета, и, совершив недолгий синхронный полёт, на столе одновременно очутились графин с вином и бокалы. Похоже, всё в комнате дышало гостеприимством.

Я сел в мягкое кресло, налил вина в бокал, закурил трубку и принялся изучать тяжёлый том. Это был «Handbuch der Gewebelehre» – венское издание справочника по гистологии Бюсси. Когда я положил книгу обратно на стол, она самостоятельно открылась на четыреста сорок третьей странице.

– Нет, – ответил я, – не нервничаю. Я человек науки и привык считать, что все, даже самые странные явления объяснимы с помощью законов природы, нужно только определить подходящий для данного случая. Так что я не боюсь.

– Тем лучше. Вы человек науки, как и я… – Послышался тяжёлый вздох. – К тому же у вас крепкие нервы и вы друг Пандоры.

– Простите, – прервал я его. – Раз уж вы упомянули имя леди, хотелось бы знать, с кем или с чем я разговариваю.

– Именно это я и собирался вам сказать, прежде чем попрошу вас об услуге, – ответил голос. – Меня зовут… или звали Стивен Флэк. Я гражданин… был гражданином Соединённых Штатов. Каков мой статус в настоящее время – такая же загадка для меня, как, полагаю, и для вас. Но я… был порядочным человеком и джентльменом, а потому – вот вам моя рука.

Никакой руки я не увидел. Однако протянул свою в направлении, откуда шёл голос, и ощутил, как тёплые живые пальцы обхватили мою ладонь в рукопожатии.

– А теперь, пожалуйста, – продолжил беседу голос, как только договор дружбы был скреплён, – прочтите отрывок из текста на странице, которую я раскрыл в лежащей на столе книге.

Вот приблизительный перевод того, что я прочёл по-немецки:

«Поскольку цвет органических тканей, образующих плоть, зависит от присутствия определённых пигментов третьего класса, в состав которых входит железо, цветовая гамма может варьироваться в соответствии с конкретными химико-физиологическими изменениями. Избыток гематина в крови придаёт всем тканям красноватый оттенок. Количество меланина, окрашивающего сосудистую и радужную оболочки глаза и волосы, может быть увеличено или сокращено согласно законам, которые недавно сформулировал Шардт из Базеля. При повышенном содержании меланина в эпидерме кожа имеет тёмный цвет, как у негров, а при полной или частичной его потере возникает наследственное нарушение – альбинизм. Гематин и меланин, а также зеленовато-жёлтый биливердин и красновато-жёлтый уробилин окрашивают органические ткани, которые при отсутствии этих пигментов были бы практически прозрачными. Я сожалею, что не могу описать результаты в высшей степени интересных гистологических экспериментов Фрёликера. Этому неутомимому исследователю с помощью химических средств удалось добиться невероятного успеха в поэтапном обесцвечивании человеческого тела».

– В течение пяти лет я был студентом и ассистентом Фрёликера во Фрайбурге, – снова заговорил мой невидимый собеседник, когда я закончил читать. – Бюсси оценил важность наших экспериментов не в полной мере. Мы получили такие поразительные результаты, что в интересах общества их нельзя было обнародовать, даже в научных кругах. Фрёликер умер в августе прошлого года.

Я верил в гений этого великого мыслителя и замечательного человека. Если бы он вознаградил мою преданность своим доверием, я бы не был теперь таким жалким и несчастным. Но его природная скрытность и свойственная учёным ревность, с которой они оберегают непроверенные результаты, обрекли меня на полное неведение в отношении наиболее важных формул, необходимых для наших экспериментов. Как его ученик, я, конечно, был посвящён в детали лабораторных исследований, но тайну теоретического базиса нашей работы знал только сам учитель. Из-за этого меня постигло столь ужасное несчастье, равного которому не довелось испытать ни одному человеку с тех пор, как был проклят Каин.

Поначалу мы пытались изменить состав и количество пигментных веществ в организме. Увеличивая пропорцию меланина, поступающего с пищей в кровь, мы превращали светлокожего человека в смуглого, а смуглого в чернокожего, как африканские негры. Обновляя и варьируя наши комбинации, мы могли придать коже практически любой оттенок. Обычно эксперименты проводились на мне. Каким я только не был за это время – и бронзовым, и сине-фиолетовым, и малиновым, и жёлтым! В течение одной лишь недели нашего триумфа я примерил на себя все цвета радуги. Есть, кстати, живое свидетельство необычного характера нашей работы в тот период.

– Каспар, покажи джентльмену волосы, – по-немецки попросил голос.

Не выказав никакого удивления, явно привыкший получать указания из пустоты, старый слуга поклонился и снял шапочку. Редкая растительность на его голове была изумрудно-зелёного цвета. Поражённый, я не мог не выразить своего восхищения.

– Джентльмен находит твои волосы очень красивыми, – снова по-немецки сказал голос. – Это всё, Каспар.

Удовлетворив своё самолюбие, старик, надев шапочку, с довольным видом удалился.

– Раньше старина Каспар прислуживал Фрёликеру, теперь он мой слуга. На нём мы провели один из наших первых опытов. И этому достойному представителю рода человеческого так понравился результат, что он не позволил вернуть его волосам натуральный рыжий цвет. Каспар по-настоящему предан мне, он – единственная моя связь с видимым миром, мой посредник.

– Теперь, – продолжил Флэк, – я расскажу, как оказался в нынешнем плачевном состоянии. Внимание великого гистолога, которому я имел честь ассистировать, привлекла другая, ещё более интересная область научных изысканий. Раньше он, как я уже говорил, стремился усилить или изменить пигментацию тканей. А затем начал серию исследований для изучения возможности полного удаления пигментов из организма путём абсорбирования, экссудации, с помощью хлоридов и прочих химических реактивов, воздействующих на органическую материю. И он невероятно преуспел в этом!

Эксперименты снова проводились на мне. Всем занимался сам Фрёликер, посвящавший меня лишь в те детали, которые были необходимы для правильного проведения опытов. Я неделями сидел в его личной лаборатории, никому не показываясь на глаза и ни с кем не общаясь, кроме профессора и облечённого доверием Каспара. Герр Фрёликер был очень осторожен, не спешил, тщательно изучал эффект каждого нового эксперимента, переходя к следующему, только если был уверен в результатах предыдущего. Он продвигался к цели постепенно, шаг за шагом, и всегда имел путь для отступления. Именно поэтому я чувствовал себя в полной безопасности и выполнял все его требования.

Под действием специальных препаратов, которые для очищения и обесцвечивания моего тела использовал профессор, я стал сначала бледным, затем сильно побелел и в конечном итоге превратился в альбиноса, однако на моём здоровье это никак не сказалось. Кожа у меня приобрела сходство с мрамором, а волосы и борода выглядели как стекловолокно. Фрёликер остался доволен этими результатами, и опыты были на время прекращены. А мне профессор вернул мой нормальный вид.

В следующей серии экспериментов он подвергал ткани моего тела более мощному воздействию химических веществ. Я стал уже не просто обесцвеченным, а почти прозрачным, как фарфоровая статуэтка. Тогда он снова сделал паузу, дав мне возможность побыть в моём естественном облике и разрешив временно покинуть лабораторию. Через два месяца моя прозрачность усилилась. Представьте морскую медузу, с трудом различимую в воде. Я сделался почти таким же, только средой моего обитания была не вода, а воздух. Принося мне еду, Каспар уже с трудом мог найти меня в комнате – вот насколько прозрачным я стал. Во время моего добровольного заточения лишь Каспару разрешалось навещать меня, но я был окружён его заботой и ни в чём не нуждался.

– А как же ваша одежда? – прервал я рассказ Флэка. – На фоне прозрачного тела она ведь должна была сразу бросаться в глаза.

– Ах, нет, – ответил Флэк. – Одежда, которая разгуливает по лаборатории сама по себе, – зрелище столь гротескное, что даже сдержанный профессор не мог его выносить без смеха. Чтобы сохранить серьёзную рабочую атмосферу, он был вынужден применить своё изобретение и к мёртвой органической материи, сделав невидимыми шерстяную ткань моего плаща, хлопок моей рубашки и кожу моей обуви. Так что я получил экипировку, которая служит мне и по сей день.

Именно в этот период, когда мы уже добились прозрачности тканей, но ещё не достигли полной невидимости, я и познакомился с Пандорой Блисс.

В июле прошлого года, в перерыве между экспериментами, временно пребывая в своём естественном состоянии, я отправился в курортный Шварцвальд, чтобы восстановить силы и здоровье. В маленьком городке Санкт-Блазиен, впервые увидев Пандору, я был очарован ею. Они с отцом приехали с Рейнского водопада и направлялись дальше на север. Я последовал за ними.

В отеле «Штерн-Инн» я влюбился в Пандору, на вершине горы Фельдберг уже буквально боготворил её, преодолевая Адский перевал, готов был отдать жизнь за одно лишь ласковое слово из её уст. На гребне Хорнисгринде я умолял её разрешить мне броситься с вершины в мрачные воды озера Муммельзее, чтобы доказать мою преданность.

Вы знаете Пандору, так что, думаю, нет нужды оправдываться за мою столь стремительно набравшую силу безумную страсть к этой леди. Пандора соблазняла меня, подшучивала надо мной, мы вместе смеялись, ездили, гуляли, бродили по глухим тропинкам в зелёном лесу, совершали такие головокружительные восхождения, что путь к вершинам превращался в одно восхитительное долгое объятие. Она разговаривала со мной о науке и о чувствах, выслушивала мои пылкие речи, полные энтузиазма и надежд, одёргивала меня, остужала – иными словами, делала всё, что заблагорассудится, пока её безразличный к подобным материям отец убивал время, сидя в кафе отеля за чашечкой кофе и просматривая финансовые колонки свежих ньюйоркских газет. Но любила ли она меня, я и по сей день не знаю.

Когда Пандора рассказала отцу, чем я занимаюсь и какие у меня перспективы, он тут же пресёк нашу короткую идиллию. Думаю, он счёл меня то ли профессиональным обманщиком, то ли лекарем-шарлатаном. Напрасно я уверял его, что стану известным и, вероятно, богатым. «Когда станете известным и богатым, – заметил он с усмешкой, – буду рад видеть вас в моём офисе на Брод-стрит», – и увёз Пандору в Париж. А я вернулся во Фрайбург.

Спустя несколько недель я стоял в лаборатории Фрёликера, освещённый полуденным августовским солнцем, и четыре человека с расстояния вытянутой руки меня не видели. Каспар за моей спиной мыл лабораторные сосуды. Фрёликер с гордой улыбкой на лице пристально всматривался в пустоту, где, как он знал, должен был находиться я. Два профессора, коллеги Фрёликера, приглашённые под пустячным предлогом, обсуждали какую-то тривиальную проблему, едва не задевая меня локтями. Они были так близко, что могли слышать биение моего сердца. Перед уходом один из них спросил: «Кстати, герр профессор, ваш ассистент, герр Флэк, уже вернулся из отпуска?» Испытание увенчалось безоговорочным успехом.

Когда мы остались одни, Фрёликер пожал мою невидимую руку, как это сегодня сделали и вы. Он был в приподнятом настроении. «Мой дорогой друг, – сказал профессор, – наша работа подошла к концу, и завтра мы наконец обнародуем её. Вы должны появиться… вернее, не появиться перед собранием факультета. Я уже отправил телеграфом приглашения в Гейдельберг, Бонн, Берлин. Шроттер, Хэкель, Штайнметц, Лавалло – все будут здесь. Наш триумф состоится в присутствии самых выдающихся физиков современности. И тогда я раскрою все тайны процесса, которые до сих пор скрывал даже от вас, моего помощника и верного друга. Вы должны разделить славу со мной. Я кое-что слышал о лесной птичке, упорхнувшей от вас. Мой мальчик, когда, восстановив пигментацию, вы снова обретёте свой нормальный вид, отправляйтесь в Париж и, найдя её, предстаньте перед ней в ореоле славы и научного признания».

Утром следующего дня, девятнадцатого августа, когда я ещё почивал на своей раскладушке, в лабораторию буквально влетел всклокоченный Каспар. «Герр Флэк! Герр Флэк! – кричал он, с трудом переводя дыхание. – Герр доктор профессор умер от апоплексического удара…»

Рассказ подошёл к концу. Я надолго погрузился в размышления. Что я мог сделать? Что сказать? Как утешить этого несчастного человека?

Невидимый Флэк горько рыдал. Он первым нарушил молчание.

– Это мучительно, мучительно, мучительно! Я не преступник перед людьми, не грешник перед Богом, но осуждён на страдания в десять тысяч раз более ужасные, чем у нечестивцев в аду. Я рождён, чтобы ходить по земле, как обычный человек. Я хочу просто жить, познавать мир, любить подобно другим людям. Но между мной и всем тем, что делает жизнь по-настоящему стоящей, – непреодолимая преграда, которая теперь будет отделять меня от мира до конца моих дней. Даже призраки имеют видимую форму. Я фактически живой труп, меня не существует. Никто из друзей никогда не взглянет мне в лицо. Попытавшись обнять любимую женщину, я лишь ввергну её в пучину невыразимого ужаса. Я встречаюсь с ней постоянно, чаще всего на лестнице, и каждый раз стараюсь слегка коснуться её платья. Любила ли она меня? Любит ли она меня? Если я это узнаю, не станут ли мои муки ещё страшнее? Как бы там ни было, но я хочу знать правду, поэтому и пригласил вас сюда.

И тут я совершил самую большую ошибку в своей жизни.

– Не унывайте, – сказал я. – Пандора всегда любила вас.

Столик внезапно опрокинулся, и я понял, что Флэк в страстном порыве вскочил на ноги. Обеими руками он сильно сжал мои плечи.

– Да, – подтвердил я, – Пандора всё это время чтила память о вас. Не стоит отчаиваться. Тайна невероятных опытов Фрёликера умерла вместе с ним, но почему бы при вашем содействии не сделать это открытие повторно с помощью экспериментов и логических умозаключений? Не теряйте мужества и надежды. Она любит вас. Через пять минут вы услышите это из её собственных уст.

Ни один самый душераздирающий крик нестерпимой боли не сравнится с тем диким патетическим возгласом радости, которым разразился мой невидимый собеседник.

Я поспешил вниз и вызвал мисс Блисс на лестничную площадку. В нескольких словах я объяснил ей ситуацию. К моему удивлению, она не потеряла сознание и не впала в истерику.

– Ну, конечно, я пойду с вами, – сказала она с улыбкой, значения которой я тогда не понял.

Вслед за мной она зашла в квартиру Флэка и абсолютно спокойно начала осматриваться всё с той же застывшей на губах улыбкой. Даже на обычном званом вечере ей вряд ли удалось бы сохранить такое самообладание. Она не удивилась и не испугалась, когда невидимый воздыхатель схватил её руку и покрыл поцелуями невидимых губ. С полным хладнокровием она выслушала поток нежностей и любовных признаний, которые излил на неё мой несчастный друг.

Изумлённый и озадаченный, я молча наблюдал за этой странной сценой.

Затем мисс Блисс отдёрнула свою руку.

– Должна заметить, мистер Флэк, – сказала она с лёгким смешком, – что вы чрезвычайно несдержанны. Это пребывание на континенте так отразилось на вас?

– Пандора! – услышал я его восклицание. – Я ничего не понимаю…

– Возможно, – невозмутимо продолжила она, – вы расцениваете такое поведение как одну из привилегий вашей невидимости. Позвольте мне поздравить вас с успешным экспериментом. Этот ваш профессор – как там его звали? – вероятно, был очень умён. Вы можете сделать состояние, показывая себя на публике.

Неужели передо мной та самая женщина, которая в течение долгих месяцев безутешно горевала из-за потери этого человека? Я был ошеломлён. Кому под силу разобраться в мотивах поведения кокетки? Какая наука в состоянии объяснить её неумеренные прихоти и капризы?

– Пандора! – снова воскликнул он удивлённо. – Что это значит? Почему вы так обращаетесь со мной? Это вcё, что вы хотите мне сказать?

– Полагаю, да, – холодно ответила она и направилась к выходу. – Вы джентльмен, так что, думаю, нет необходимости просить вас больше не докучать мне.

– У вас не сердце, а камень, – прошептал я, когда она проходила мимо меня. – Вы недостойны этого человека.

Флэк издал ужасный безысходный вопль отчаяния, и в комнату тут же примчался Каспар. Опыт долгой верной службы помог ему определить, где находится его хозяин. Я увидел, как он хватает воздух, словно с кем-то борется, пытаясь удержать кого-то невидимого. Но силы оказались неравны, и старик был немилосердно отброшен в сторону. Он едва удержался на ногах, побледнел и замер на месте, вытянув шею и сосредоточенно прислушиваясь. А потом, так бы стро, как только мог, метнулся к выходу и начал спускаться по лестнице. Я поспешил за ним.

Дверь на улицу была открыта. Каспар в нерешительности стоял на тротуаре. В следующее мгновение он вдруг повернулся на запад и рванул с такой скоростью, что мне пришлось бежать со всех ног, чтобы не отстать от него.

Уже наступала полночь. Мы пересекали улицу за улицей. Наконец, Каспар, вероятно, почувствовав близость Флэка, удовлетворённо пробормотал что-то неразборчивое, и почти в ту же секунду случайный прохожий, остановившийся чуть впереди у перекрёстка, неожиданно рухнул на землю. Мы продолжали погоню, не сбавляя темпа. Уже можно было различить торопливые шаги нашего невидимого беглеца. Я сжал Каспару руку. Он кивнул.

От бешеной гонки я с трудом дышал. Определяя направление на слух, мы теперь двигались не по мостовой, а по палубе какого-то судна, среди разбросанных в беспорядке досок и брёвен. Вокруг не было видно ни одного огонька, нас окружала лишь чёрная пустота. Внезапно Каспар, сиганув в сторону, попытался схватить своего хозяина, но промахнулся и с криком ужаса упал на спину.

Где-то у наших ног раздался приглушённый всплеск, чёрные воды реки тут же снова сомкнулись, и воцарилась полная тишина.

Эдвард Пейдж Митчелл

Перевод с английского Елены Пучковой

Рисунок – Андрей Симанчук