Главная Перила

Гилберт Кийт Честертон: афоризмы. Гилберт Кит Честертон и его роман «Шар и крест» — Кураев А.В Энциклопедический словарь английской литературы XX века

Честертон, Гилберт Кийт (Chesterton, Gilbert Keith) (1874–1936), английский писатель. Родился 29 мая 1874 в Лондонском районе Кенсингтон. Честертона крестили 1 июля, назвали Гилбертом в честь крестного отца Томаса Гилберта. Второе имя - фамилия его бабушки по материнской линии.

Получил начальное образование в школе Св. Павла. Закончив школу в 1891, учился живописи в художественном училище Слейда, чтобы стать иллюстратором, также посещал литературные курсы в Университетском колледже Лондона, но не закончил обучение.

В 1896 году Честертон начинает работать в Лондонском издательстве Redway и T. Fisher Unwin, где остаётся до 1902 года. В этот период он также выполняет свою первую журналистскую работу в качестве фрилансера и литературного критика.

В 1900 выпустил первую книгу стихов «Дикий рыцарь» («The Wild Knight»).

В 1901 женился на Фрэнсис Блогг, с ней он проживёт всю свою жизнь. Тогда же приобрел скандальную славу ярого противника англо-бурской войны.

В 1902 ему доверили вести еженедельную колонку в газете «Daily News», затем, в 1905 году, Честертон начал вести колонку в «The Illustrated London News», которую вёл на протяжении 30 лет.

Начиная с 1918 он издавал журнал «Джи-Кейз Уикли» («G.K."s Weekly»).

По словам Честертона, будучи молодым человеком, он увлёкся оккультизмом и вместе со своим братом Сесилом, экспериментировал с доской для спиритических сеансов, но в 1922 перешел в католичество и посвятил себя пропаганде христианских ценностей.

Честертон был большим человеком, его рост составлял 1 метр 93 сантиметра, и весил он около 130 килограмм. Честертон часто шутил над своими размерами. Во время Первой мировой войны в Лондоне на вопрос девушки, почему он не на фронте, Честертон ответил: «Если вы обойдёте вокруг меня, то увидите, что я там». В другом случае он разговаривал со своим другом Бернардом Шоу : «Если кто-нибудь посмотрит на вас, то подумает, что в Англии был голод.» Шоу ответил: «А если посмотрят на вас, то подумают, что вы его устроили.» Однажды при очень сильном шуме Плам (Сэр Пэлем Грэнвил) Вудхауз сказал: «Как будто Честертон упал на лист жести.»

Честертон часто забывал, куда он должен был пойти, случалось, пропускал поезда, на которых должен был ехать. Несколько раз он писал телеграммы своей жене Фрэнсис Блогг не из того места, где он должен был быть, такого содержания: «Я на Маркет Харборо. Где я должен быть?» На что она ему отвечала: «Дома»" В связи с этими случаями и с тем, что в детстве Честертон был очень неуклюж, некоторые люди считают, что у него была диспраксия развития.

Честертон любил дебаты, поэтому часто проходили дружеские публичные споры с Бернардом Шоу, Гербертом Уэллсом , Бертраном Расселом , Кларенсом Дарроу. Согласно его автобиографии, он и Бернард Шоу играли ковбоев в немом кино, которое никогда не было выпущено.

Честертон рано проявил большой интерес и талант к искусству. Он планировал стать артистом, и его писательское видение показывает умение преобразовывать абстрактные идеи в конкретные и запоминающиеся образы. Даже в его беллетристике осторожно скрыты притчи.

«Основную идею» своей жизни он определял как пробуждение способности изумляться, видеть мир словно в первый раз. В основе его художественной «аргументации» лежали эксцентрика, упор на необычное и фантастическое. Парадоксы Честертона являли собой проверку здравым смыслом расхожих мнений. Писатель необыкновенно злободневный, газетчик в лучшем смысле этого слова, он предстал глубоким и оригинальным мыслителем в историко-литературных и богословских работах. Подлинными шедеврами стали его литературоведческие работы: «Роберт Браунинг » («Robert Browning», 1903), «Чарлз Диккенс » (Charles Dickens, 1906), «Джордж Бернард Шоу » («George Bernard Shaw», 1909), «Роберт Луис Стивенсон » («Robert Louis Stevenson», 1927) и «Чосер » («Chaucer», 1932).

Широко известны также религиозно-философские трактаты, посвящённых апологии христианства. Теологи отдают должное его проницательности в портретах-жития «Св. Франциск Ассизский» («St. Francis of Assisi», 1923) и «Св. Фома Аквинский» («St. Thomas Aquinas», 1933).

Экскурсы Честертона в социологию, представленные в книгах «Что стряслось с миром?» («What"s Wrong with the World», 1910) и «Контуры здравого смысла» («The Outline of Sanity», 1926), сделали его, наряду с Х. Беллоком, ведущим пропагандистом идеи экономической и политической децентрализации в духе фабианских принципов.

Полемика пронизывает и художественную прозу Честертона, его работы «Наполеон Ноттингхилльский» («The Napoleon of Notting Hill», 1904) и «Человек, который был Четвергом» («The Man Who Was Thursday», 1908) по сути столь же серьезны, как и откровенно апологетические работы «Ортодоксия» («Ortodoxy», 1908) и «Вот это» («The Thing», 1929).

Честертон много путешествовал и выступал с лекциями в Европе, Америке и Палестине. Благодаря выступлениям на радио его голос стал известен еще более широкой аудитории, но сам он последние двадцать лет жизни провел главным образом в Биконсфилде (графство Бакингемшир), где и умер 14 июня 1936.

Проповедь на панихиде Честертона в Вестминстерском соборе прочитал Рональд Нокс . Честертон похоронен на католическом кладбище в Биконсфилд.

В России Честертон наиболее известен благодаря циклам детективных новелл с главными персонажами священником Брауном (в переводах встречается также варианты патер Браун, отец Браун) и Хорном Фишером.

Прототипом Брауна послужил священник Джон О’Коннор, знакомый Честертона, сыгравший важную роль в обращении писателя в католичество (1922). В 1937 г. О’Коннор опубликовал книгу «Отец Браун о Честертоне».

Детективные рассказы о патере Брауне, простом священнике с непримечательной внешностью, но острым аналитическим умом, который творит чудеса в розыске преступников, читая в умах и душах окружающих, неоднократно экранизировались. В одной из экранизаций роль отца Брауна сыграл сэр Алек Гиннесс. В другой, «Лицо на мишени», снятой в 1978 году на Литовской киностудии, в роли отца Брауна - Повилас Гайдис.

К истории НФ имеют отношения два из 6-и романов Честертона. Действие романа «Наполеон Ноттингхильский» («The Napoleon of Notting Hill», 1904; русский перевод в 1925 - «Наполеон из пригорода») происходит в фантастичной идеализированной патриархальной Англии, представляющей собой по сути консервативную утопию в духе Уильяма Морриса и художников-прерафаэлитов. А в лучшем романе писателя - «Человек, который был Четвергом», в оригинале издаваемый с подзаголовком «Ночной кошмар» («The Man Who Was Thursday: A Nightmare», 1908; русский перевод 1914) - автор, напротив, помещает действие в кошмарный сюрреальный Лондон - «Новый Вавилон», наводненный агентами тайного общества анархистов, подчиненных не просто лидеру-мессии, а, как явствует из намеков в финале, самому Христу. В целом сложный и «разночитаемый» роман Честертона остается блестящим примером одновременно детективной НФ, изящной мистификации в духе абсурдистской НФ и выстраданных размышлений о противостоянии «естественного человека» (обывателя) и одержимых мессианскими идеями революционеров-террористов.

Ироническая история турецкого вторжения в Англию описана в романе «Перелетный кабак» («The Flying Inn», 1914; русский перевод 1927). Рассказы Честертона в жанрах НФ и фэнтези включены в сборники - «Человек, который знал слишком много» («The Man Who Know too Much», 1922), «Охотничьи рассказы» (Tales of the Long Bow, 1925), «Солнечный свет и Кошмар» («Daylight and Nightmare», 1986). Мало знакомый читателям сборник «Солнечный свет и Кошмар» уже подписывали в печать, когда умер Хорхе Лус Борхес , и книга была посвящена ему. Когда-то Борхес сказал о Честертоне: «Честертон обуздал в себе желание стать Эдгаром Аланом По или Францом Кафкой , но что-то неотъемлемое от его индивидуальности постоянно склонялось в сторону кошмарного, потайного, слепого и важного...»

«Солнечный свет и Кошмар» можно отнести к двум школам фантастических концепций: «weird tale» (паранормально-фантастических историй) и «Inklings» (мифопоэтической группе Оксфордских филологов, представленной К. С. Льюисом , Дж. Р. Р. Толкиеном и Чарльзом Уильямсом, которых считают литературными наследниками самого Честертона). Рассказ «A Crazy Tale» представляет из себя необычную историю в психо-аллегорическом оформлении, сравнимой с «Изгоем» Лавкрафта . Рассказ «Сердитая улица» («The Angry Street»), где предприниматель, путешествующий по одной и той же улице в течении 40 лет, вдруг попадает в странное место, на холм, которого не было днём раньше, встречный говорит ему что сегодня вместо станции улица ведёт в рай. Так, давно знакомую улицу, Честертон превращает в тропу из «Гензель и Гретель». Простой городской квартал становится опасной неизведанной территорией, магазины из унылых превращаются в магические и загадочные. Этот метод был позже использован Лавкрафтом в «Музыке Эриха Занна» и Жаном Рэйем в «The Shadowy Street». Рассказы «Concerning Grocers as Gods» и «Utopias Unlimited» по содержанию близки к антиреализму Майринка и Кафки (из статьи Адама Уолтера «The Weird Fables & Fancies of G.K. Chesterton»)

Среди других произведений автора, близких тематике сайта, выделим повесть «Три всадника из Апокалипсиса» («The Three Horsemen of the Apocalypse», 1937), сказки, пьесу «Колдун» («Magic: A Fantastic Comedy»). Необходимо также отметить энциклопедию демонологии «Half-Hours in Hades, an Elementary Handbook on Demonology»

В новой рубрике мы будем публиковать афоризмы известных людей, которые внесли уникальный вклад в мировую культуру - о христианстве, истории, любви, свободе, труде, вере, культуре и о многом другом. Открывают проект “Мысли великих” афоризмы Гилберта Кийта Честертона , английского мыслителя и писателя конца XIX-начала XX вв.

Бог, личность:

Мало найти богов - они очевидны. Надо найти Бога, подлинного главу всех богов.

…у мира есть цель, а раз есть цель - есть личность. Мир всегда казался мне сказкой, а где сказка, там и рассказчик.

Космос бесконечен, но в самом причудливом созвездии нет ничего интересного, вроде милосердия или свободы воли.

Пантеизм не пробуждает к нравственному выбору, ибо все вещи для него одинаковы, а для выбора необходимо предпочесть одно другому.

Если Бог заключен в человеке, человек заключен в себе. Если Бог выше человека, человек выше себя самого.

Г. К. Честертон за работой. 1920-е гг.

Христос:

…в самом свободном, самом глубоком смысле лишь один Человек в Ветхом Завете - Личность; и предвосхищен раб Ягве язвами Иова.

Однажды небеса сошли на землю, даруя власть или печать образа Божьего, благодаря которой человек стал владыкой Природы; и вновь (когда во всех империях люди были взвешены и найдены очень легкими), чтобы спасти человечество, небеса сошли на землю в потрясающем облике Человека.

Человек:

Беда не в том, что машин всё больше, а в том, что люди стали машинами.

Вера и идеалы, атеизм и свободомыслие:

Таково свойство материализма и скептицизма, ибо если разум механичен, думать неинтересно, а если мир нереален, думать не о чем.

Детерминист создает четкую теорию причинности и не может сказать служанке «пожалуйста».

Сомнения агностика - это всего-навсего догмы материалиста.

…материалистическая философия (верна она или нет), несомненно, стесняет больше, чем любая религия.

Христианин вправе верить, что в мире достаточно упорядоченности и направленного развития; материалист не вправе добавить к своему безупречному механизму ни крупицы духа или чуда…

Христианин признает, что мир многообразен и даже запутан, - так здоровый человек знает, что сам он сложен… Но мир материалиста монолитен и прост… Вера не ограничивает разум так, как материалистические отрицания.

Секуляристам не удалось сокрушить небесное, но прекрасно удалось сокрушить все земное… Сторонники эволюции не убедят нас, что Бога нет, - Бог может действовать и постепенно. Но себя они убедили в том, что нет человека.

Напрасно речистые атеисты говорят о великих истинах, которые нам откроются, когда мы увидим начало свободной мысли, - мы видели ее конец. У нее не осталось сомнения, и она усомнилась в самой себе.

Чудо и духовность:

Жизнь прекрасна, ибо она - приключение; жизнь - приключение, ибо она - шанс.

Чем отчетливей видим мы, как похожа жизнь на волшебную сказку, тем ясней, что эта сказка - о битве с драконом, опустошающим сказочное царство.

Их неверие в чудеса было верой в неподвижную безбожную судьбу, глубокой искренней верой, что мир неисцелимо скучен…

Чудо - мгновенная власть духа над материей.

Чудо - свобода Бога…

Человек чудесней и удивительней, чем все люди. Чудо человека должно поражать сильнее, чем все чудеса разума, мощи, искусства и цивилизации.

Для закона недостаточно, как воображал Гексли, что мы рассчитываем на обычный порядок вещей. Мы не рассчитываем, мы делаем на это ставку. Мы рискуем столкнуться с чудом…

Мы не учитываем чудо не потому, что оно исключено, но потому, что оно - исключение.

Не мистики недостает нам, а здоровой мистики; не чудес, а чуда исцеления.

Мы, западные люди, «пошли туда, куда нас поведет разум», и он привел нас к вещам, в которые ни за что не поверили бы поборники разума.

Вера и истина:

Что я отвечу, если нет мерила, стоящего вне времени?

Вера зависит от взглядов, а не от века и часа.

Проще всего - идти на поводу у века, труднее всего - идти, как шел… Легко упасть; падают под многими углами, стоят - только под одним.

…некоторые ученые заботятся об истине, и истина их безжалостна; а многие гуманисты заботятся только о жалости. И жалость их (мне горько об этом говорить) часто лжива.

Как опишу я такие горы истины? Трудно защищать то, во что веришь полностью… убежден не тот, для которого что-то подтверждает его веру. Убежден тот, для кого все ее подтверждает, а все на свете перечислить трудно.

Религии не очень отличаются обрядами, они страшно различны в учении.

Апология христианства:

…в истории христианства присутствует какая-то неестественная жизнь, - можно считать, что жизнь сверхъестественная.

…христианская Церковь - живая, а не умершая наставница моей души. Она не только учила меня вчера, но и почти наверняка будет учить завтра…

Одни и те же люди обличали кроткое непротивление монахов и кровавое насилие крестоносцев…

Люди, начинающие борьбу против Церкви во имя свободы и гуманности, губят свободу и гуманность, лишь бы биться с Церковью… Секуляристы не уничтожили божественных ценностей, но (если это может их утешить) поколебали ценности земные. Титаны не разрушили небес - они разорили землю.

Радость и простота:

Бог ненасытен, как ребенок, ибо мы грешили и состарились, и Отец наш моложе нас.

Человек больше похож на себя, человек более человечен, когда радость в нем - основное, скорбь - второстепенное… Радость - великий труд, которым мы живы.

Люди способны к радости до тех пор, пока они воспринимают что-нибудь, кроме себя, и удивляются, и благодарят… Но стоит им решить, будто они сами выше всего, что может предложить им жизнь, всеразъедающая скука овладеет ими, разочарование их поглотит, и все танталовы муки ждут их.

Альтруизм и эгоизм:

Счастье проверяется благодарностью…

Вот лучшее правило жизни и лучший врачебный совет. Здоровье - как и сила, и красота, и благодать - даётся тому, кто думает о другом.

…Ницше отрицает эгоизм тем, что его проповедует: проповедовать учение - значит делиться им. Эгоист называет жизнь войной без пощады и не жалеет усилий, чтобы уговорить своих врагов воевать. Проповедник эгоизма поступает весьма альтруистично.

Каждый, кто не желает смягчить свое сердце, кончит размягчением мозга.

Гордыня и смирение:

Снобы - простые души, вроде дикарей.

Из всех страшных вер самая страшная - поклонение богу, сидящему внутри тебя.

Безусловная вера в себя - чувство истерическое и суеверное.

…худшее в мире зло воплощено не в рюмке, а в зеркале, не в кабаке, а в той уединенной комнате, где человек рассматривает себя.

…«я сам» - очень мелкая мера и в высшей степени случайная. Так возникает типичная для нашего времени мелочность, особенно свойственная тем, кто кичится широтой взглядов.

Человек, не доверяющий своим ощущениям, и человек, доверяющий только им, равно безумны…

… править должен тот, кто чувствует, что править не может. Герой Карлейля говорит: «Я буду королем»; христианский святой - «Nolo episcopari». Если великий парадокс христианства вообще что-нибудь значит, он значит вот что: возьмите корону и обыщите всю землю, пока не найдете человека, который скажет, что недостоин ее.

Выполняя обряд, люди обретали нравственную ценность. Они не воспитывали храбрости - они сражались за святыню и вдруг замечали, что храбры. Они не воспитывали чистоплотности - они омывались для алтаря и замечали, что чисты.

Неважно, кто сильней, - важно, кто прав.

Гордый примеряет все на свете к себе, а не к истине.

Грех, покаяние, прощение:

Где чистый ужас перед неправдой, который так прекрасен в детях? Где чистая жалость к человеку, которая так прекрасна в добрых? Христианство нашло выход и здесь. Оно взмахнуло мечом - и отсекло преступление от преступника. Преступника нужно прощать до семижды семидесяти. Преступление прощать не нужно.

Наше время подвело подкоп не под христианскую демонологию, не под христианскую теологию, а под ту самую христианскую этику, которая великому агностику казалась незыблемой, как звезды.

Любовь и верность, дающие силу:

Верность одной женщине – недорогая плата за то, чтобы увидеть хоть одну женщину… Полигамия – недостаток любви, словно ты рассеянно перебираешь десяток бесценных жемчужин.

Я принимаю мир не как оптимист, а как патриот. Мир - не пансион в Брайтоне, откуда мы можем уехать, если он нам не нравится. Он - наша фамильная крепость с флагом на башне, и чем хуже в нем дела, тем меньше у нас прав уйти…

Рим полюбили не за величие - Рим стал великим, ибо его полюбили.

…необходима извечная верность бытию.

…надо любить мир, не полагаясь на него; радоваться миру, не сливаясь с ним.

Идеалы и свобода:

Мы не стали менять реальность в угоду идеалу. Мы меняем идеал; оно и легче…

Если вы хотите, чтобы все оставалось как есть, меняйте почаще веры и моды…

Бунт современного бунтаря стал бессмысленен: восставая против всего, он утратил право восстать против чего-либо.

Мой идеал устойчив - он встал вместе с этим миром. Мою утопию не изменишь, ибо имя ее - рай. Можно переменить место назначения, но не место, из которого ты вышел.

У того, кто верит, всегда есть повод к мятежу: ведь Бог в сердцах человеческих под пятой сатаны. В мире невидимом ад восстал против неба. Здесь, в мире видимом, небо восстает против ада. Верующий всегда готов восстать; ведь восстание - это восстановление.

Современный молодой человек не изменит мира - он занят тем, что меняет убеждения… идеал должен быть устойчивым… Твердое правило нужно не только правителю, но и мятежнику. Устойчивый идеал нужен любому мятежу.

Свободомыслие - лучшее средство против свободы. Освободите разум раба в самом современном стиле, и он останется рабом. Научите его сомневаться в том, хочет ли он свободы, - и он ее не захочет…

Перемены:

Ницше высказал бессмысленную идею, будто люди некогда видели добро в том, что мы ныне зовем злом. Будь это так, мы не могли бы говорить, что превзошли предков или хотя бы отстали от них.

Изменение - чуть ли не самая узкая и жесткая колея, в какую только может попасть человек.

Фанатизм как сумасшествие:

Однородность его мышления делает его скучным, она же делает его сумасшедшим.

Если б сумасшедший мог на секунду стать беззаботным, он бы выздоровел… Ему не мешает ни чувство юмора, ни милосердие, ни скромная достоверность опыта.

Сумасшедший заключен в чистую, хорошо освещенную тюрьму одной идеи, у него нет здорового сомнения, здоровой сложности.

Демократия:

…первый принцип демократии: главное в людях то, что присуще им всем, а не кому-то в отдельности.

…газетчикам незачем сражаться против цензоров. Прошли те времена. Теперь сама газета - цензор.

Труд:

Я всегда доверял массе тяжко работающих людей больше, чем беспокойной породе литераторов, к которой принадлежу. Даже фантазии и предрассудки тех, кто видит жизнь изнутри, я предпочту яснейшим доводам тех, кто видит жизнь снаружи.

Творчество:

Картина или книга удалась, если, встретив после нее облако, дерево, характер, мы скажем: “Я это видел сотни раз и ни разу не увидел”.

Переворот в искусстве - одно, в нравственности - другое…

…приедается только изображение; чувства остаются чувствами, люди - людьми…

Тех, кого заботит правда, а не мода, не собьет с толку чушь, которой окутывают теперь всякое проявление раздражительности или распущенности. Те же, кто видит не правду и ложь, а модное и немодное, -несчастные жертвы слов и пустой формы.

Великобритания

Ги́лберт Кит Че́стертон (англ. Gilbert Keith Chesterton ; 29 мая - 14 июня ) - английский христианский мыслитель, журналист и писатель конца XIX - начала XX веков . Рыцарь-командор со звездой ватиканского ордена Святого Григория Великого (KC*SG).

Биография

Честертон часто забывал, куда он должен был пойти, случалось, пропускал поезда, на которых должен был ехать. Несколько раз он писал телеграммы своей жене Фрэнсис Блог не из того места, где он должен был быть, такого содержания: «Я на Маркет Харборо. Где я должен быть?». На что она ему отвечала: «Дома» . В связи с этими случаями и с тем, что в детстве Честертон был очень неуклюж, некоторые люди считают, что у него была диспраксия развития .

Честертон любил дебаты, поэтому нередко участвовал в дружеских публичных спорах с Бернардом Шоу , Гербертом Уэллсом , Бертраном Расселом , Кларенсом Дарроу . Согласно его автобиографии, он и Бернард Шоу играли ковбоев в немом кино, которое никогда не было выпущено. Большим другом Честертона был Хилер Беллок (с которым он тоже немало спорил). Также Гилберт Кит встречался с известным русским поэтом Николаем Гумилёвым во время пребывания того в Лондоне .

Творчество

Всего Честертон написал около 80 книг. Его перу принадлежат несколько сотен стихотворений, 200 рассказов, 4000 эссе, ряд пьес, романы «Человек, который был Четвергом », «Шар и Крест », «Перелётный кабак» и другие. Широко известен благодаря циклам детективных новелл с главными персонажами священником Брауном и Хорном Фишером , а также религиозно-философским трактатам, посвящённым истории и апологии христианства.

Роберт Браунинг (Robert Browning, 1903),
Чарлз Диккенс (Charles Dickens, 1906),
Джордж Бернард Шоу (George Bernard Shaw, 1909)
Роберт Луис Стивенсон (Robert Louis Stevenson, 1927)
Чосер (Chaucer, 1932).
Св. Франциск Ассизский (St. Francis of Assisi, 1923)
Св. Фома Аквинский (St. Thomas Aquinas, 1933)
Что стряслось с миром? (What’s Wrong with the World, 1910)
Контуры здравого смысла (The Outline of Sanity, 1926)
Наполеон Ноттингхилльский (The Napoleon of Notting Hill, 1904)
Человек, который был Четвергом (The Man Who Was Thursday, 1908)
Вечный Человек (The Everlasting Man, 1925)
Ортодоксия (Ortodoxy, 1908)
Вот это (The Thing, 1929).
Клуб удивительных промыслов (The Club of Queer Trades, 1905)
Жив-человек (Manalive, 1912)
Перелетный кабак (The Flying Inn, 1914)
Пятёрка шпаг

Напишите отзыв о статье "Честертон, Гилберт Кит"

Примечания

Ссылки

в библиотеке Максима Мошкова
на сайте «Лаборатория Фантастики »

Отрывок, характеризующий Честертон, Гилберт Кит

Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.

– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.

Эта книга призвана познакомить с философскими, нравственными, религиозными взглядами писателя, с его размышлениями о ценности человеческой жизни, пониманием сущности христианства и путей человека к духовности.

Книга рассчитана на всех, интересующихся философскими проблемами человека, историей культуры и религии.

Возвращение Дон Кихота

Поразительная книга, которую критики называли то «гениальной шуткой Честертона», то «одним из значительнейших сатирических романов XX века», то «шедевром сюрреалистической прозы».

Озорная история комико-героических приключений сэра Дугласа Мэррела, «последнего из странствующих рыцарей», и его верного оруженосца, именующего себя «Санчо Пансой», по-прежнему восхищает и увлекает читателя — и погружает его в мир неподражаемого, истинно британского юмора.

Жив-человек

Роман «Жив-человек» (1913) — образцовая притча, защищающая одну за другой простые ценности простой человеческой жизни и самую эту жизнь, и этот мир. Если к Честертону применимо слово «оптимизм», это — средоточие его оптимизма. Ни раньше, ни тем более позже он столь безоговорочно и прямо не писал.

Наполеон Ноттингхильский

Чудаковатый чиновник Оберон Квин неожиданно становится новым королем Великобритании. На своем посту он продолжает развлекаться, выдвигая неожиданные идеи. Одной из шуток короля стало создание «Хартии предместий», воспевающей славу и былые вольности районов Лондона. Но нашелся один человек, который воспринял Хартию всерьез.

Ортодоксия

"Показать, что вера или философия верна с любой точки зрения, слишком трудно даже для книги много большей, чем эта. Необходимо выбрать один путь рассуждения, и вот путь, которым я хочу идти. Я хочу показать, что моя вера как нельзя лучше соответствует той двойной духовной потребности, потребности в смеси знакомого и незнакомого, которую христианский мир справедливо называет романтикой."

Перелетный кабак

Гилберту Кийту Честертону (1874-1936) были подвластны различные жанры, но в нашей стране он известен прежде всего как автор детективных историй о патере Брауне. Перу Г.К. Честертона принадлежат также и задорные, авантюрные романы о людях смелых, веселых, азартных.

Герои Г.К. Честертона покоряют своей неординарностью, стремлением вырваться из скучной обыденности и неизменным жизнелюбием. В однотомник знаменитого английского писателя вошли его лучшие романы «Человек, который был Четвергом» и «Перелетный кабак», а также сборник рассказов «Поэт и безумцы».

Писатель в газете

Читателям хорошо известен английский писатель Гилберт Кит Честертон (1874-1936), автор детективных рассказов и многих романов.

Цель сборника — познакомить читателей с лучшими образцами публицистики Честертона. В книгу вошли литературные портреты Б. Шоу, Ч. Диккенса, Д. Байрона, У. Теккерея и других писателей, публицистические очерки жизни и нравов современного Честертону общества, эссе на нравственно—этические темы.

Святой Фома Аквинский

Фома Аквинский (иначе Фома Аквинат или Томас Аквинат, лат. Thomas Aquinas) (родился в 1225, замок Роккасекка, близ Аквино, умер недалеко от Неаполя - 7 марта 1274, монастырь Фоссануова, около Рима) - первый схоластический учитель церкви, «princeps philosophorum» («князь философов»), основатель томизма; с 1879 года признан официальным католическим религиозным философом, который связал христианское вероучение (в частности, идеи Августина Блаженного) с философией Аристотеля.

Святой Франциск Ассизский

Книга написана в 1923 г. Переведена по изданию Chesterton G. К. St. Francis of Assisi . N. Y., 1957. Русский перевод окончен весной 1963 года. Издан YMCA-Press в Вестнике РСХД (1975 г.), с пропусками и опечатками, т. к. печатался по самиздатской рукописи. Публикуемый текст выверен и подготовлен к печати в 1988 г., впервые на русском языке опубликован в журнале «Вопросы философии» № 1, 1989. Перевод Н. Л. Трауберг. Комментарии Т. В. Вихорь, Л. Б. Сумм.

Чарльз Диккенс

Английский писатель Г. К. Честертон был не только популярным писателем, но и замечательным литературным критиком.

Особенной его любовью пользовался Диккенс, которому он посвятил несколько работ. Самая интересная — та, что предлагается советскому читателю. Прекрасно написанная книга состоит из двенадцати глав, рассказывающих о Диккенсе и его эпохе, его жизни и творчестве, его блестящем даре воображения. Книга Честертона безусловно углубляет представление о писателе—гуманисте и подлинном демократе.

англ. Gilbert Keith Chesterton

английский христианский мыслитель, журналист и писатель конца XIX - начала XX веков

Гилберт Честертон

Краткая биография

– английский писатель, поэт, журналист, христианский мыслитель, выдающийся представитель детективного жанра – родился в лондонском Кенсингтоне 29 мая 1874 г. Будучи сыном родителей-католиков, начальное образование получил в иезуитской школе св. Павла, весьма престижном учебном заведении. В юности планировал связать жизнь с искусством, постигал мастерство живописи в художественной школе Слейда, намереваясь стать в будущем книжным иллюстратором. Всерьез увлекаясь поэзией, был слушателем литературных курсов, организованных Университетским колледжем Лондона, однако до конца не доучился.

В 1896 г. начинается трудовой путь Честертона: он устраивается работать в одно из лондонских издательств. В 1900 г. с выходом в свет сразу двух стихотворных сборников - «Играющие старики» и «Дикий рыцарь» - Герберт Кит Честертон вливается в ряды литераторов. К этому же времени относятся его первые выступления на поприще публицистики. Взявшись за задание написать ряд статей, посвященных искусству, Честер понял, что публицистика представляется ему весьма увлекательным занятием.

Эти годы оказались богатыми на разнообразные события в его жизни. В начале 1900-ых гг. Честертон высказываниями против англо-бурской войны привлек к своей персоне внимание общественности. В 1901 г. вступил в брак с Фрэнсис Блогг, которая всю жизнь оставалась его супругой. В 1902 г. Честертон - ведущий еженедельной колонки в Daily News, а с 1905 г. он приступает к аналогичной работе в издании Illustrated London News, и его статьи появляются там в течение трех десятков лет.

Честертон являлся личностью весьма оригинальной, его необычность проявлялась даже во внешнем виде. Он был настоящим богатырем, весил под 130 кг и имел рост под 2 м, что являлось предметом постоянного подшучивания над самим собой. Среди его многочисленных произведений осталась и автобиография, из которой, в частности, известно, что в юности он и его брат Сесил не на шутку увлеклись оккультизмом, пытались проводить спиритические сеансы. Однако, став зрелым человеком, он превратился в ревностного католика. В свое время Честертон хотел стать артистом, любовь к искусству и определенные способности в этой сфере остались с ним на всю жизнь. Он писал, что в одной из кинолент ему и Бернарду Шоу довелось играть ковбоев, но этот фильм так и не вышел. Честертон питал слабость к дебатам, поэтому публичные приятельские дискуссии часто скрашивали его досуг, в них участвовали, кроме уже упомянутого Б. Шоу , и Б. Рассел, Г. Уэллс и др.

Оригинальным Честертон оставался и в творчестве; его наследие насчитывает порядка 80 книг. Гилберт Кит сочинил 6 романов, наибольшей популярностью из которых пользовались «Человек, который был Четвергом» и «Наполеон из Ноттинг-хилла», 200 рассказов, несколько сотен стихов, новеллы, целый ряд драматических произведений. Детективы с главным героем отцом Брауном, сыщиком-любителем, поставили Г.К. Честертона в ряд классиков детективного жанра. Не менее велико и разнообразно его наследие другого рода. Он является автором 4000 эссе, литературоведческих монографий о Б. Шоу, Стивенсоне , Чосере , Чарльзе Диккенсе , автором целого ряда трактатов религиозно-философского характера на тему христианства.

Скончался Гилберт Кит Честертон 14 июня 1936 г., находясь в Биконсфилде (графство Бакингемшир), там же и был похоронен на католическом кладбище.

Биография из Википедии

Ги́лберт Кит Че́стертон (англ. Gilbert Keith Chesterton; 29 мая 1874, Лондон, Англия - 14 июня 1936, Биконсфилд (англ.), Англия) - английский христианский мыслитель, журналист и писатель конца XIX - начала XX веков. Рыцарь-командор со звездой ватиканского ордена Святого Григория Великого (KCSG).

Честертон родился 29 мая 1874 года в лондонском районе Кенсингтон. Получил начальное образование в школе Святого Павла. Затем учился изобразительному искусству в художественной школе Слейда, чтобы стать иллюстратором, также посещал литературные курсы в Университетском колледже Лондона, но не закончил обучение. В 1896 году Честертон начинает работать в лондонском издательстве Redway и T. Fisher Unwin, где остаётся до 1902 года. В этот период он также выполняет свою первую журналистскую работу в качестве фрилансера и литературного критика. В 1901 году Честертон женился на Франсис Блог, с ней он прожил всю свою жизнь.

В 1902 году ему доверили вести еженедельную колонку в газете Daily News, затем в 1905-м Честертон начал вести колонку в The Illustrated London News, которую вёл на протяжении 30 лет.

По словам Честертона, будучи молодым человеком, он увлёкся оккультизмом и вместе со своим братом Сесилом один раз экспериментировал с доской для спиритических сеансов. Однако вскоре он разочаровался в подобных занятиях, обратился к христианству, а позже стал католиком. Христианская вера отложила глубокий отпечаток на всех его произведениях.

Честертон был большим человеком, его рост составлял 1 метр 93 сантиметра, и весил он около 130 килограммов. Он часто шутил над своими размерами. Во время Первой мировой войны девушка в Лондоне задала ему вопрос, почему он не «далеко на передовой»; Честертон ответил: «если вы зайдёте со стороны, то увидите, что я вполне себе там». В другом случае он сказал своему другу Бернарду Шоу: «Если кто-нибудь посмотрит на тебя, то подумает, что в Англии был голод». Шоу ответил: «А если посмотрят на тебя, то подумают, что ты его устроил».Однажды при очень сильном шуме Пэлем Грэнвил Вудхауз сказал:

Как будто Честертон упал на лист жести.

Честертон часто забывал, куда он должен был пойти, случалось, пропускал поезда, на которых должен был ехать. Несколько раз он писал телеграммы своей жене Фрэнсис Блог не из того места, где он должен был быть, такого содержания: «Я на Маркет Харборо (англ.). Где я должен быть?». На что она ему отвечала: «Дома».В связи с этими случаями и с тем, что в детстве Честертон был очень неуклюж, некоторые люди считают, что у него была диспраксия развития.

Честертон любил дебаты, поэтому нередко участвовал в дружеских публичных спорах с Бернардом Шоу, Гербертом Уэллсом, Бертраном Расселом, Кларенсом Дарроу. Согласно его автобиографии, он и Бернард Шоу играли ковбоев в немом кино, которое никогда не было выпущено. Большим другом Честертона был Хилер Беллок, с которым он тоже немало спорил. Также Гилберт Кит встречался с известным русским поэтом Николаем Гумилёвым во время пребывания того в Лондоне.

В 1914-1915 годах Честертон перенёс тяжёлую болезнь, а в 1918-м умер во Франции его брат Сесил, участвовавший в Первой мировой войне. В следующем году писатель совершил поездку в Палестину; в начале 1921-го года отправился в Америку читать лекции.

В последние годы жизни Честертон, несмотря на слабое здоровье, продолжал работу, в том числе над газетой, доставшейся ему от брата, и совершил путешествия в Италию и Польшу; в это же время он начал выступать по радио.

Писатель скончался 14 июня 1936 года в Биконсфилде (графство Бакингемшир), где он жил вместе с женой и приёмной дочерью. Заупокойную мессу возглавлял Архиепископ Вестминстера. Проповедь на панихиде в Вестминстерском соборе, состоявшейся уже 27 июня, прочитал Рональд Нокс. Честертон похоронен на католическом кладбище в Биконсфилде.

«Со мной он плакал», - Браунинг сказал,
«Со мной смеялся», - Диккенс подхватил,
«Со мною, - Блейк заметил, - он играл»,
«Со мной, - признался Чосер, - пиво пил»,
«Со мной, - воскликнул Коббет, - бунтовал»,
«Со мною, - Стивенсон проговорил, -
Он в сердце человеческом читал»,
«Со мною, - молвил Джонсон, - суд вершил».
А он, едва явившийся с земли,
У врат небесных терпеливо ждал,
Как ожидает истина сама,
Пока мудрейших двое не пришли.
«Он бедных возлюбил», - Франциск сказал,
«Он правде послужил», - сказал Фома

Творчество

Всего Честертон написал около 80 книг. Его перу принадлежат несколько сотен стихотворений, 200 рассказов, 4000 эссе, ряд пьес, романы «Человек, который был Четвергом», «Шар и Крест», «Перелётный кабак» и другие. Широко известен благодаря циклам детективных новелл с главными персонажами священником Брауном и Хорном Фишером, а также религиозно-философским трактатам, посвящённым истории и апологии христианства.

Роберт Браунинг (Robert Browning , 1903),
Чарлз Диккенс (Charles Dickens , 1906),
Роберт Луис Стивенсон (Robert Louis Stevenson , 1927)
Чосер (Chaucer , 1932).
Св. Франциск Ассизский (St. Francis of Assisi , 1923)
Св. Фома Аквинский (St. Thomas Aquinas , 1933)
Что стряслось с миром? (What’s Wrong with the World , 1910)
Контуры здравого смысла (The Outline of Sanity , 1926)
Наполеон Ноттингхилльский (The Napoleon of Notting Hill , 1904)
Человек, который был Четвергом (The Man Who Was Thursday , 1908)
Джордж Бернард Шоу (George Bernard Shaw , 1909)
Вечный Человек (The Everlasting Man , 1925)
Ортодоксия (Orthodoxy , 1909)
Вот это (The Thing , 1929).
Клуб удивительных промыслов (The Club of Queer Trades , 1905)
Жив-человек (Manalive , 1912)
Перелетный кабак (The Flying Inn , 1914)
Пятёрка шпаг (The Five of Swords ) / Человек, который знал слишком много (The Man Who Knew Too Much , 1922)
Три орудия смерти (Three Tools of Death ) / Неведение отца Брауна (The Innocence of Father Brown , 1911)

Категории: